Что вы думаете о творчестве Бориса Виана?

Я много читаю современных авторов, но New York Times Book Review не читаю. Не могу сказать, почему. Наверное, потому что мой вкус не совпадает с таким общим. Люди, которые нравятся мне, как правило, маргинальные. Или, если это не маргиналы (как, например, Ребекка Куанг), то я как-то нахожу их сам безошибочным литературным нюхом. Одна лишь рецензия в моей жизни что-то подсказала, это рецензия Адмони на «Пену дней» в переводе Лунгиной и ее семинара переводческого. Из рецензии Адмони в «Новом мире» я узнал о Борисе Виане. Это был 1984 год, у меня уже был билет в Горьковскую библиотеку. Я понял, что Борис Виан – это то, что мне нужно. Я немедленно заказал себе Бориса Виана, начал читать и был опьянен. Достать…

Понимаете, как многие модернисты, он отвратительный тип. Это такая изнанка Камю: стартовые условия одинаковые, а выводы противоположные. Селин никогда бы не написал «Постороннего», потому что Селин никогда не ужасается этому новому безэмоциональному типу. И «Падение» он был никогда не написал. Он, я бы сказал, упивается падением, по-моему.

Было три великих автора: самый добрый — Виан, самый противный и самый мерзкий — Селин, самый умный — Камю. Вот это три писателя, которые создают портрет Франции 40-50-х годов. Мне представляется, что Селин — это совершенно омерзительное явление, циничное, одаренное, но лучшее его произведение — это не «Путешествие на край ночи», а «Арабески»,…

Я прочел «Пену» в восемьдесят четвертом году, когда прочел рецензию Адмони на нее в «Новом мире». И по цитатам из этой рецензии я понял, что это какой-то глубоко мой, бесконечно мой писатель, страшно любимый. И я добыл в нашей Горьковке как раз, как сейчас помню, в восемьдесят четвертом году в сентябре у нас Горьковская библиотека, наша журфаковская выдавала книги на дом. И я добыл там «Пену дней» в переводе Лилианны Лунгиной и её учеников, и рассказы, меня потрясшие абсолютно. И я все это тогда же проглотил.

Потом Сережа Козицкий, друг мой и замечательный переводчик, подарил мне «Осень в Пекине» и «Сердцедер». Я прочел это. Я даже помню, что «Осень в Пекине» он мне устно с лица переводил, она не…

Я очень люблю роман «Пена дней». Я считаю, что это великая книга. Что касается фильма Гондри́. Он талантливый режиссёр и талантливый сценарист, но где ему с Вианом равняться? Понимаете, Одри Тоту — хорошая актриса, но какая же это Хлоя? Это Амели. А Хлоя — это беспомощность, трагедия, даже девственность в каком-то смысле, невинность, вот эта нимфея в лёгком. Я вообще «Пену дней» не могу перечитывать без слёз — ну, таких внутренних. Я помню, что я полюбил этот роман, прочитав крошечную рецензию Адмони, вышедшую в «Новом мире». Роман же в России вышел ещё при застое, на излёте застоя в гениальном переводе Лунгиной и её учеников, она весь свой переводческий семинар к этому привлекла. И сколько бы ни было…

Я вслух смеялся от веллеровской «Баллады о знамени». Очень отчётливо помню, как я дома один ночью читаю только что привезённый Веллером из Эстонии ещё тогда препринт «Легенд Невского проспекта», читаю «Балладу о знамени» и хохочу в голос. Очень многое у Токаревой мне казалось забавным (у ранней, молодой Токаревой). Чтобы в голос смеяться… Кстати, ранние фантастические повести Алексея Иванова. В голос я смеялся над романами Михаила Успенского и весь самолёт напугал, хохоча над «Там, где нас нет». Да много текстов. Я не говорю уже про Ильфа и Петрова, которые тоже меня заставляли хохотать от души. Ну, много, много таких вещей, которые по-настоящему забавны.

Из переводной литературы — Виан.…

Я не люблю Луи-Фердинанда Селина. И его путь к фашизму мне представляется естественным, потому что мизантропия, неверие в человечество, постоянное брюзжание всегда кончаются если не фашизмом, то, по крайней мере, состраданием к нему. Я не думаю, что «Путешествие на край ночи» как-то уж очень хорошо написано. Эдуард Лимонов, я помню, мне говорил о том, что эта книга повлияла на несколько поколений. Наверное, повлияла. Но мне кажется, что Борис Виан гораздо лучше: он и добрее, и остроумнее, и изобретательнее. Его произведения «Сердцедер» и сборники «Пена дней» и «Мурашки» наполнены большим смыслом.

Да нет конечно. Во-первых, американцы изучают, если они специализируются на литературе, и Филдинга, и Шекспира, и чуть ли не Чосера. Они очень глубоко и внимательно изучают своё прошлое, прошлое языка во всяком случае. Американская литература началась не в XVIII веке, а она продолжает английскую традицию. Поэтому говорить о том, что вот мы не изучаем современную литературу… Харпер Ли, кстати, для многих американцев сегодня такой же древнее явление, как для нас Тредиаковский, хотя умерла она в 2016 году, что для многих американцев было шоком, и для россиян тоже.

Тут дело вовсе не в том, что мы слишком глубоко изучаем литературу. Просто дело в том, что русская жизнь циклична, и не увидеть этих…

Нет, совершенно не вариант. Герой фильма «Большой Лебовски» погружается в такую спячку, из которой его пробуждает только, как вы помните, довольно абсурдная и идиотская, но все-таки встряска. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример хорошего человека, погруженного в пивную спячку, но для меня Бриджес как раз играет этого бывшего человека с луны, со звезды, который … не могу поспешно во время эфира заглянуть в айфон и исправить имя актера, но человек, который играл инопланетянина-прогрессора, превращается — вполне предсказуемо — в славного парня. Ну это довольно печальное превращение. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример деградации. Что же вы хотите, чтобы человек жил такой…

Я не думаю, что прямо к Ельцину. «Такой пошлости, как прямые ассоциации, я не мог себе позволить»,— пишет Антокольский о своей пьесе «Робеспьер и Горгона», вдохновленный, конечно, политической ситуацией 29-го года. Видите ли, я не думаю, что это о Ельцине. Это о тупой непримиримости, которая тогда взяла верх, о дураках, которые сегодня вдохновляются одними идеями, а вчера вдохновлялись другими. Среди фанатов Ельцина было огромное количество сегодняшних фанатов Новороссии или Малороссии. Это сторонники простых решений. А в Ельцине этого популизма было более чем достаточно.