Что в режиссере Дэвиде Линче постмодернистского?

Линч вообще больше любит таких, знаете, фриков. Нет, красавицы ему тоже нравятся, но самые его любимые персонажи — это такие карлики странные, которые говорят: «I am the arm!», еще говорят это задом наперед… Ой, как я люблю этот эпизод! Вообще, «Твин Пикс: Огонь, иди со мной» — самый мой любимый фильм Дэвида Линча, самый страшный. Там есть эпизоды — особенно когда Лора Палмер входит в картину,— по страшности не имеющие себе равных. Только идиоты могли провалить эту картину в Каннах, я ее сколько пересматриваю, столько дрожу. Мне очень понравился — я не знаю, апокриф это, или правда — диалог, когда Дэвиду Линчу кто-то говорит: «Дэвид, есть хороший врач, он может справиться с твоей шизофренией». Он…

Жижек — он же не кинокритик, Жижек использует кино, отталкиваясь от него, чтобы построить свои концепции. Концепции он строит блистательно, к реальности они никакого отношения не имеют, к самому Жижеку тоже. Ну, они имеют к нему не большее отношение, чем выдуваемый им мыльный пузырь. Этот пузырь наполнен его выдохом, но ничего о Жижеке он нам не говорит. Было бы интересно, если бы Жижек написал автобиографию. Но вообще он мне кажется гениальным манипулятором и великолепным имитатором, замечательным создателем абстрактных конструкций, похожих на облака. Но совершенно невозможно к этому относиться всерьез, простите меня.

Что касается «Шоссе в никуда», то, по-моему, это блестящий…

Ну нет! Ну, так-то уж давайте всё-таки буквально это не толковать. Хотя и об этом тоже. Лучшее, что написано о Лоуренсе Аравийском, на мой взгляд, это не сценарий этого фильма, а очерк Марка Алданова. Но видите, в чем история? Ну, конечно, не победа Востока над Западом, а скорее такое киплингианское взаимное обогащение, слияние.

Видите ли, это сложная тема, но британское отношение к Востоку гораздо шире, чем колониалистское. Вот о Моэме много вопросов — ну, в связи с тем, что я «Эшендена» упоминал, его цикл, и так далее. Это не просто колонизация, это не презрение колонизатора, это не высокомерие. Это даже не конфликт технократической культуры с культурой, так сказать (чтобы не употреблять…

Он очень литературный режиссёр. И конечно, настоящая антология, я бы сказал, хрестоматия викторианской литературы — это «Человек-слон». Он вообще интересуется литературными первоисточниками. Хотя экранизация «Дюны», на мой взгляд, была не особенно удачной, но всё-таки… Ну, там в силу ряда обстоятельств, он менее всего за это ответственен. Но тем не менее Линч — очень литературный человек. «Пойдём со мной» — вообще полно отсылок к литературе. Другое дело, что у него мышление кинематографическое, визуальное, и он менее всего литератор. Поэтому когда он там вешает портрет Кафки в новом «Твин Пиксе» — это не более чем такой благородный оммаж с его стороны, а сам он, конечно, совершенно…

Ну а кто вам сказал, что надо его понимать? Понимать совершенно необязательно. Видите ли, тут Линч… Конечно, про него должна бы рассказывать Настя Яценко, хорошая моя ученица и большой по нему специалист. У нас была, кстати, её лекция в «Прямой речи», довольно занятная.

Понимаете, особенность Линча в том, что как режиссёр он же тоже фабулы не создаёт, он создаёт среды — как Россия, которая производит не продукты, а среды. Он создаёт такие хронотопы. Вот «Твин Пикс» — самое знаменитое его создание — это развитие идей «Синего бархата», в котором он исследовал тайный ад провинциального города. Ну, помните это ухо в траве? «Blue Velvet» — это как раз очень наглядная картина. Он такой хронотоп…

Он меня зацепил приключениями жанра, тем, что картина начинается как триллер, превращается в мелодраму, потом — в высокую пародию, наконец — в комедию, потом — в боевик, а заканчивается как мистерия. Гениальный фильм! И потом, он очень умный всё-таки. Многие заключённые там мысли для меня важны. Это не то, что все мы можем сказать: «Не надо жалеть уродов!» — а та же мысль, которая мне очень дорога в «Носе» Акутагавы (в переводе Стругацкого): иногда уродство бывает очень глубоким посланием к нам, которого мы не понимаем.

Безусловно, Полански. Может быть, потому что Полански более насмешлив, более парадоксален. Вот мы с Данилевским довольно много говорили о Поланском, как ни странно, потому что они оба с Данилевским такие американские поляки, американские европейцы. Да, вот это интересно. Полански мне интересен прежде всего потому, что у него уникальный синтез смешного и страшного. Верховен — хороший режиссер, но далеко не такой изобретательный и далеко не такой, мне кажется, провидческий. Все-таки «Пираты» Поланского предсказали всю гениальную франшизу Вербински, всю моду на пиратов в целом. «Repulsion» («Отвращение») — фильм, который создал модель психологического триллера на ближайшие пятьдесят…

Я не думаю, что это возможно — талантливое кино, пропагандирующее фашистские взгляды. Скажу вам даже больше, что фильм «Триумф воли», который постоянно приводится в пример,— это не талантливое кино, это страшно скучно, кино однообразное, монументальное, обладающее несколькими оригинальными техническими решениями. Но если выступление фюрера элегантно снято снизу, то мне совершенно не важно, насколько элегантно здесь операторское решение. Фильм «Триумф воли» представляется мне одним из самых громких провалов в истории человечества. Я никогда эти три часа не мог досмотреть до конца. Даже при том, что рассматривать уже заспиртованного, обезвреженного скорпиона — это своеобразное…

Если брать фильм, действительно отразивший ситуацию, то это картина «Утоли моя печали» Александра Александрова и Прохорова по александровскому сценарию, первая режиссерская работа Александрова. Я считаю его гениальным сценаристом. Дружил с ним, очень любил его фильмы «Деревня Утка» и «Голубой портрет», ну и «Сто дней после детства» в меньшей степени.

Хотя сам Александров, понимаете, вот он был один из очень немногих гениев, которых я знал, действительно гениальных людей, потому что все, за что бы он ни брался — будь то коллекционирование русского лубка, жизнеописание Пушкина-лицеиста, жизнеописание Марии Башкирцевой — он как-то удивительно чувствовал дух молодости, он…

Видите ли, Муратова и Герман любили снимать непрофессионалов. А Русланова плюс к своей поразительной органике и внешности была еще и профессионал. Это очень редкий случай, когда человек выглядит абсолютно как типаж из народа, при этом красив, при этом органичен безупречно, и при этом умеет быть всяким.

Вы себе не представляете, человеком какой пластики была Русланова. В те немногие разы, что я с ней говорил, она умела так превращаться! Вот сейчас она с вами изображает детдомовку, потом она изображает Муратову, а через 5 минут она… Я ее спрашиваю: «Как вы играете английскую королеву?», и она показывает:

Уж лучше было б мне батрачкой быть,
Чем королевой, что должна…