Так сразу и не ответишь, стихотворение пришлось бы переписать. Видите ли, в чем дело. Ахматова вообще в самых интимных вещах понимала толк и говорила о них довольно откровенно, довольно безжалостно, довольно бесстыдно, как говорила она сама.
Под «близостью» она понимала в данном случае такое глубокое внутреннее родство, которого не заменит никакая любовь. Это черты, действительно, не перейти страсти. Потому что страсть не приводит к познанию чужой души. Страсть иногда колоссально сближает. Физическая страсть может привести к такому сближению, которое, действительно, никакой интеллектуальной близостью не дается. Но есть более глубокая близость, есть близость таланта, близость темперамента. Есть просто сходство ума, которое, как ни странно, глубже и влюбленности, и страсти. И действительно, те два или три раза в жизни, что я любил и, смею сказать, люблю — это не сходство в плане, прости господи, физиологическом или интеллектуальном. Это какое-то очень глубокое родство темперамента. Может быть, сентиментальность; может быть, какие-то детские воспоминания; может быть, сходство в воспитании. Какое-то глубочайшее внутреннее сходство, которое глубже и страсти, и влюбленности, и всего. Какое-то страшное родство. И Ахматова права: это довольно жуткая штука, потому что раз это испытав с кем-то, ты ничем этого не можешь вытеснить. У меня, наверное, дважды, трижды в жизни это есть.