Ну, слушайте, она побила в своё время Хемингуэя, она обошла «Старик и море» и получила Национальную книжную премию в 1953 году. Она совсем не о судьбе темнокожих. Хотя, конечно, считается, что это первый великий афроамериканский роман XX века, а потом уже был Болдуин. Конечно, не про это книга. «Invisible Man» — это такой как бы американский вариант «Человека без свойств». Это книга об отсутствии национальной, гражданской и человеческой идентификации, книга о конформизме, о том, что в обществе лучше всего существовать, постепенно утрачивая личность. И именно в этом был гениальный диагноз, который Эллисон поставил миру.
Я, кстати, не считаю эту книгу лучшей работой Эллисона. В своё время именно под давлением своих английских друзей, которые уж очень, так сказать, умилялись моей жадности, я не пожалел 30 фунтов и купил вот этот гигантский, тысячестраничный манускрипт «Three Days Before the Shooting» («За три дня до пальбы»), где полностью содержались подготовленные Каллаханом рукописи его второго романа. Он 40 лет писал второй роман — не дописал. Считается, что часть рукописей погибла в пожаре. Потом нашли его письмо, где он говорит: «Слава богу, у меня сохранился полный манускрипт».
Он боялся это публиковать. Ну, знаете, как вот Харпер Ли всю жизнь боялась написать второй роман, потому что был такой триумфальный успех у первого. Страх второй книги — это довольно распространённое явление. Я думаю, Сэлинджер замолчал по той же причине. Понимаете, очень трудно соответствовать себе. Вот надо, как Пастернак, не бояться неудач. Написал ты шедевр, да? А ты не бойся, пиши следующую книгу слабую, потом — опять сильную. Это нормально.
Эллисон… Мне кажется, вот этот второй роман, который сначала в количестве 330 страниц с чем-то был напечатан как «Juneteenth», а потом как «Три дня до пальбы»… В этом втором романе — тоже посвящённом и политике, и идентичности, и террору, и массе всего — он достигает больших высот, чисто изобразительно, стилистически, больших высот, чем в «Invisible Man». И мне кажется, что он достиг определённого прогресса даже в том, что это так и не сложилось в единый нарратив. Потому что не надо… Вот он немножко предугадал, мне кажется, текстовое решение «Pale King» («Бледного короля») Дэвида Фостера Уоллеса, который тоже после «Infinite Jest», после шедевра, не мог закончить роман и покончил с собой, но роман-то всё равно великий.
Не надо писать цельный нарратив, пусть вещь состоит из кусков, неважно, потому что… Ну, это же так скучно — писать подряд! Понимаете, вообще я очень хорошо понимаю, какая это мучительная вещь — писать роман. Ну, так ты напиши вместо романа мозаику, кашу, как у Мандельштама — заметки на маргиналиях, на полях. Это нормально. Вот поэтому эта книга в том разбросанном виде — с черновиками, с разными версиями одной сцены, как в «Three Days Before the Shooting»,— она производит более цельное, как ни странно, и более мощное впечатление. Ну, почитайте. Вот этот последний эллисоновский роман — он лучше. Видно, что писал старый человек. И видно, что он лучше владеет и собой, и материалом.
