Видите, я не думаю, что это было следствием ошибки. Я не думаю, что это было его, так сказать, аскезой. Ашенбах действительно умер от того, что полюбил. Это естественное дело, это очень понятно. Но я бы не стал называть это ошибкой, или исправлением ошибки, просто по Томасу Манну высшая точка жизни — это смерть. Потому и новелла, хотя это, конечно, маленький роман, называется «Смерть в Венеции». Потому что человек достиг вершины. Помните, там последняя фраза: «И мир с благоговением принял весть о его смерти». Его смерть от любви стала его высшим творческим актом. Мне кажется, именно таким образом и Висконти трактует в фильме, в невыносимо занудном фильме, который я с большим трудом досмотрел до конца.…

Нет, не согласен. Мне кажется, что книга Леонида Козлова о Висконти решительно опровергает это утверждение. Висконти был — да — мыслителем, но и, конечно, оригинальным творцом. Другое дело, что его творчество иногда смыкается с такой аутотерапией: он разбирался со своими патологиями, со своими сложными садомазохистскими комплексами, просто делал это менее откровенно, чем Феллини, и уж точно менее откровенно, чем Пазолини, слава тебе, господи. Но величайшее, что сделал Висконти,— это, конечно, «Гибель богов»; это картина, которая не имеет себе равных, и на ее фоне все остальные его произведения блекнут. Я никогда не понимал, что находят в некоторых люди в «Туманных звездах Большой…

Ну, кто я такой, чтобы судить Шнитке? Шнитке, наверное, в любом случае лучше разбирался в музыкальной проблематике «Доктора Фаустуса», чем я. Но поскольку «Фаустус» — мой любимый роман Манна, а может быть, и вообще любимый европейский роман, XX века уж точно, я рискну сказать, что здесь главная идея этого романа несколько не в том. Мотив недостижимого и прекрасного — он владеет, конечно, Манном, он у него часто повторяется (ну, как в «Смерти в Венеции», например). Но гораздо, по-моему, значительнее для Манна мотив дьявольского соблазна в искусстве, когда дьявол (ну, или сифилис, или безумие, но будем считать, что это дьявол) внушает герою возможность вот этой жестокой расчеловеченной красоты —…