До петушиного крика

Шаламов запоминается больше в силу своей концепции, подозрительной к человеку в целом. Все мрачное запоминается лучше, это такая готика, хотя Шаламов страшнее всякой готики. Что касается Наума Нима, то я не стал бы прозу Губермана с ним сравнивать, потому что Губерман — прекрасный иронический поэт. Он не прозаик по преимуществу, проза для него — это хобби. Она очень хорошая, очень талантливая, но это не его конек. Хотя я «Прогулки вокруг барака» помню во многих деталях, они написаны замечательно, но они написаны более светло, что ли. Ним — это один из главных современных писателей, для меня — один из любимых прозаиков сейчас. Я не беру в расчет, что он мой друг.

Я когда пришел к нему брать первое…

Это мой самый любимый режиссёр из своего поколения, самый лучший. Я вообще очень люблю Тодоровского, люблю его как человека, как писателя, автора великого сценария «Подвиг», совместного с Коротковым. Мне очень жаль, что он его не поставил. Надеюсь, что поставит. «Оттепель» для меня очень значимая картина. Одна из самых значимых — «Мой сводный брат Франкенштейн», картина так демонстративно буднично решённая, но, по-моему, великая. Ну, просто я действительно люблю Тодоровского. Я когда-то ему посвятил такое поздравление с полтинником:

С днём рождения, Валера!
Поздравляю всей душой.
На руинах СССРа
Ты один у нас большой.

Что касается его продюсерской…

Я думаю, что это выдающаяся литературная удача. «Там описан вполне бытовой ад, которого не может быть в здоровом обществе. Может быть, нездоровье сегодняшнего общества связано с наличием у процветания неизменившейся тюремной системы и тюремного мировоззрения власти».

Вы совершенно правы. Пенитенциарная система России — это раковая опухоль на теле государства, ядовитый гнойник, который проникает в кровь этого государства и этого общества. Тюрьма является главной духовной скрепой этого общества и главным духовным страхом. Она же и главный моральный стимул: страх перед ней, страх туда попасть, и так далее. Не говоря уже о том, что многие тюремные законы проникают на волю, потому что…

Увы, да. «Увы», потому что это очень страшная книга. И вообще судьба Габышева очень страшная. Насколько я знаю, он содержится сейчас в психиатрической клинике где-то в средней полосе России, чуть ли не под Владимиром. После «Одляна» он написал ещё несколько текстов уже гораздо более низкого качества. Но «Одлян» — наверное, всё-таки самый страшный документ советской лагерной литературы. Это про детскую зону, про малолетку, про мальчика, насколько я помню, Колю по кличке Глаз, потому что он одноглазый. Это очень страшный текст. Повесть «До петушиного крика» уже упомянутого Нима и «Одлян» Габышева — по-моему, это два самых страшных текста о советских лагерях и вообще о лагерной психологии,…