Шаламов запоминается больше в силу своей концепции, подозрительной к человеку в целом. Все мрачное запоминается лучше, это такая готика, хотя Шаламов страшнее всякой готики. Что касается Наума Нима, то я не стал бы прозу Губермана с ним сравнивать, потому что Губерман — прекрасный иронический поэт. Он не прозаик по преимуществу, проза для него — это хобби. Она очень хорошая, очень талантливая, но это не его конек. Хотя я «Прогулки вокруг барака» помню во многих деталях, они написаны замечательно, но они написаны более светло, что ли. Ним — это один из главных современных писателей, для меня — один из любимых прозаиков сейчас. Я не беру в расчет, что он мой друг.

Я когда пришел к нему брать первое…

Да. Вот так назвать — наверное, Наум Ним, человек, который для меня остается читателем №1. Никита Елисеев, Александр Зотиков.

Я всё называю людей из литературы, потому что Зотиков — критик, Ним — писатель, Елисеев — критик и библиограф. Кстати, писатель тоже хороший.

Очень близкую к аристономии идею развивает Александр Мелихов — тоже человек довольно железный, благородный муж. Уж в каких только обстоятельствах я его ни видел — в самых разных. И он демонстрировал высокое достоинство. У меня есть претензии и вопросы к мировоззрению Мелихова, но к его поведению — никогда. И конечно, стилист он превосходный. Так, между нами говоря.

Я думаю, что это выдающаяся литературная удача. «Там описан вполне бытовой ад, которого не может быть в здоровом обществе. Может быть, нездоровье сегодняшнего общества связано с наличием у процветания неизменившейся тюремной системы и тюремного мировоззрения власти».

Вы совершенно правы. Пенитенциарная система России — это раковая опухоль на теле государства, ядовитый гнойник, который проникает в кровь этого государства и этого общества. Тюрьма является главной духовной скрепой этого общества и главным духовным страхом. Она же и главный моральный стимул: страх перед ней, страх туда попасть, и так далее. Не говоря уже о том, что многие тюремные законы проникают на волю, потому что…

Нет, вина и ответственность — это синонимы. Бойтесь людей, которые вас пытаются обвинить.

Покойный Колтаков, как раз сказал, когда мы с мое написание «Оправдания», вот этот вопрос: зачем надо было обязательно добиться под пытками признания? Почему нельзя было просто оговорить человека? Он говорит: «Да потому, что пока он себя не оговорил, ты его не сломал».

В России надо быть виноватым. Это страна виноватых. Поэтому тот, кто без пыток подписывал признание, от пыток освобождался. Правда, получал 10 лет. А тот, кто под пытками не ломался, как известный адвокат Марк Иосифович Коган, получал 3 года. «Ни за что у нас дают 5» — помните, как в этом мрачном макабрическом анекдоте. Так что…

Наверное, Лена Элтанг действительно умеет писать красиво.  Наверное, даже Макс Фрай (который ее одно время поощрял и раскручивал) тоже умеет писать красиво. Но мне это совершенно неинтересно. Это не те явления, которые могут меня привлечь. Я слишком хорошо понимаю, как это сделано. Это как сидеть на веранде под дождем и окунать в красное вино хороший бисквит, кутаясь в плед. Практически все, что пишет Элтанг, и все, что пишет Фрай, проходит у меня по разряду пошлятины. При этом пошлятина эта интеллектуальная, утонченная, но в подоснове ее я все равно чувствую какую-то грубую материю, как если бы какой-то бесконечно утонченный человек при мне начал обсценно выражаться.

Я не могу этого…

Григорьян – семидесятник; я думаю, что это традиция Чухонцева. Это попытка гармонизировать русскую жизнь с ее приземленность, унижением, дисгармонией. Не случайно его поздняя книга стихов называлась «Терпкое благо». Это терпкая поэзия такая. Чухонцев мне представляется поэтом № 1 в 70-е в своем поколении, рядом с Кушнером. Просто Чухонцев мне представляется более радикальным, более прямолинейным, более масштабным, потому что проблемы, его волнующие, это проблемы глобальные и российские, политические проблемы, историософские. 

Мне кажется, что Чухонцев создал целую школу гармонического (или пытающегося быть гармоническим, пытающегося быть традиционным) письма,…

Писатель-метафизик в широком смысле — это автор, который не предполагает, что мир ограничивается зримым, данным нам в ощущениях, эмпирическим опытом. Что мир не ограничивается какой-либо экономической или социальной теорией. Что в мире действуют силы, для человека непознаваемые или, по крайней мере, человеку неположенные. Потому что метафизик вообще исходит из того, что в мире есть что-то, кроме человека, флоры и фауны. Есть некие силы, некие магнитные поля, в которые человек, как опилка, попадает.

Есть, конечно, и весьма много. И это не только какие-то безумные графоманы, для которых характерно мистическое мироощущение. Это вполне серьезные литераторы. Я думаю, что для…