Не досадно прежде всего потому, что спектакль не рассчитан на телевизионную трансляцию. Спектакль по энергетике своей (пошло, конечно, звучит «по энергетике», я не люблю этих разговоров) — это действо, которое предназначено для контакта с залом, это то, что ты видишь вот сейчас — без ухищрений, без техники, без крупных планов. Это то, что ты показываешь вот здесь и сейчас. Это и надо делать, это мне интересно, это фокус чистого воздействия. У телевидения свои приемы, телевидение имеет свои преимущества, но мне кажется, что мы живым при конце эры телевидения. Телевидение закончилось, оно не вызывает больше доверия. Оно имело колоссальные ресурсы именно как способ трансляции новых событий, происходящих в режиме реального, живого времени. Это оказалось слишком мощным соблазном, слишком мощным голосом государства и, по всей вероятности, сегодня телевидение скомпрометировало себя безвозвратно. Я живу без телевизора, мои дети живут без телевизора, мои внуки, я надеюсь, не будут знать, что такое телевизор.
Не случайно телескрин, телевизор скрытой информации, был у Оруэлла орудием тоталитаризма прежде всего — это в том еще, подпольно ходившем переводе. Телескрины свое отжили, сейчас мы переживаем эпоху Интернета, эпоху сетевого телевидения; эпоху, когда кто угодно ведет репортаж откуда угодно, и телевидение федеральных каналов на наших глазах доживает свою эпоху. Сейчас поздняя Византия.
