Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Почему фильм Мамина и Аристова «Дожди в океане» по мотивам книги «Острова погибших кораблей» Александра Беляева получился очень эротичным?

Дмитрий Быков
>50

Эротичный он потому, что там в главной роли девушка потрясающей красоты. Это, насколько  я помню, неоконченный фильм Аристова. Эта картина не окончена, ее досняли. Она поэтому такого маленького формата, тем более там классическая ситуация  – двое влюблены в одну. По-моему, Аристов снимал. Это фильм перекрестной стилистики, потому что делали двое.

Да, начинал Аристов, а заканчивал Мамин – человек, который героически отважился закончить работу старшего друга, но дело в том, что Мамин – режиссер совершенно другой стилистики, поэтому картина получилась такой бродящей. Но там действительно в главной роли изумительно красивая Анна Молчанова, которая, кстати говоря, сыграла довольно много. Но никогда первого успеха феноменального не повторила. Она играла гораздо меньше. А фильма всего там час пятнадцать.

Тем более, что картина заканчивается ничем: оказалось, что все приснилось. Да, это довольно мощное, бесконечно печальное, загадочное произведение. С Александром Беляевым, с его романом, оно не имеет практически ничего общего.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Можете ли вы называть лучший русский фантастический роман, начиная с Серебряного века?

Видите, здесь нужно определиться с терминологией. Собственно фантастика начинается в эпоху НТР, science-fiction, а все остальное было романтикой. И Грин очень обижался, когда «Блистающий мир» называли фантастическим романом. Он говорил, что это символистский роман. Можно ли назвать фантастической прозу Сологуба, в частности, «Творимую легенду»? Хотя в ней, безусловно, присутствуют элементы фэнтези, да даже элементы научной фантастики. Думаю, нет. И первая русская фантастика — это не «Русские ночи» Одоевского, а, если на то пошло, «Красная звезда» Богданова. Наверное, в каком-то смысле первые советские фантастические романы — это «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», хотя тоже…

Можно ли считать книгу «Голова профессора Доуэлля» Александра Беляева предсказанием развития науки?

«Голова профессора Доуэлля», как и «Человек-амфибия» — это не о трансплантологии. Есть несколько сквозных фантастических сюжетов, когда нога начинает действовать самостоятельно, как в рассказе Фолкнера и фильме Тягунова, рука, как у Мопассана, соответственно, голова отдельно от тела, даже глаз иногда: «И только глаз мой карий-карий блуждает там, как светлячок» — такой страшный образ у Окуджавы. Это довольно интересная тема в мировой фантастике, когда орган как бы обретает собственную власть и как бы отторгает остальное тело, начиная действовать отдельно от него. У Мопассана, наверное, у первого это дошло до такого блистательного сюжетного варианта. Оба варианта рассказа…

Можно ли считать книги Александра Беляева такой же серьезной литературой, как произведения Герберта Уэллса?

Нет. Беляев — хороший писатель, но Уэллс вообще придумал всю фантастику XX века. Из Уэллса вышли все, включая Стругацких и в огромной степени Азимова, и Брэдбери, и Толкиена даже. Уэллс — это автор, чей каждый роман из первых десяти-двенадцати пролагал путь в мировой литературе. Великий писатель. И книга Максима Чертанова довольно наглядно это демонстрирует. Не зря она вот так популярна среди фанов настоящих, любителей фантастики. Собственно только среди них, потому что все остальные считают, что Уэллс преувеличен. Нет, Уэллс — гениальный писатель.

Беляев очень талантлив, но рассказы его — это просто графомания, прости меня господи. А из романов — ну, подавляющее большинство сделано…

Согласны ли вы с формулой Эриха Ремарка — «чтобы забыть одну женщину, нужно найти другую»?

Я так не думаю, но кто я такой, чтобы спорить с Ремарком. Понимаете, у Бродского есть довольно точные слова: «…чтобы забыть одну жизнь, человеку, нужна, как минимум, ещё одна жизнь. И я эту долю прожил». Чтобы забыть одну страну, наверное, нужна ещё одна страна. А чтобы забыть женщину — нет. Мне вспоминается такая история, что Майк Тайсон, у которого был роман с Наоми Кэмпбелл, чтобы её забыть, нанял на ночь пять девушек по вызову, и все — мулатки. И они ему её не заменили. Так что количество — тут хоть пятерых, хоть двадцать приведи,— к сожалению, здесь качество никак не заменит. Невозможно одной любовью вытеснить другую. Иное дело, что, возможно, любовь более сильная — когда ты на старости лет…

Почему внимание русского художника больше концентрируется на советской культуре 20-30-х годов?

Это очень просто — не преодоленная травма. Просто не преодоленная травма 30-х, необъяснимый механизм репрессий. Или, вернее, он не объяснен. Вот мне опять кажется, что в книге «Истребитель» я его объясню. Когда-то мне казалось, что я объяснил его в «Оправдании». Когда–то казалось, что я объяснил его в «Иксе». Это такая вещь необъяснимая, неисчерпаемая. Это травма, с которой приходится жить; травма нового знания о человеке. Ну и потом, понимаете, сказал же Пастернак: «Естественность в мире стремится к чистым образцам». Мы можем написать про современность, но зачем писать про современность размытую, гибридную, когда у нас есть такая потрясающая реальность 20-х годов, 30-х годов,…