Это стихотворение из той же породы, что и «Дубовый листок оторвался от ветки родимой». И «Спор», например. Я боюсь, у нас по-настоящему не освещена эта коллизия. Проблема в том, что для Лермонтова отношение к исламу было болезненно важным.
Умирающий гладиатор, «во прахе и крови скользят его колена» — это гибнущая цивилизация. Гибнущий Рим: когда один умирает, а другие смотрят. Когда падение нравов страшное. Вот старый мир в отчаянии беснуется, понимаете. Для самого Лермонтова весьма проблематично было, примет ли его мир новый. Потому что он сам кажется себе старым, желтым — «Ты пылен и желт, и листам моим свежим не пара», разумеется. И возникает вот это страшное ощущение иссякшей прежде времени жизни.
Понимаете, «прости, развратный мир, прости, о край родной» — это отношение Лермонтова к белой цивилизации вообще.
Не так ли ты, о европейский мир,
Когда-то пламенных мечтателей кумир,
К могиле клонишься бесславный головою
Измученный в борьбе сомнений и страстей,
Без веры, без надежд — игралище детей,
Осмеянный ликующей толпою!
И пред кончиною ты взоры обратил
С глубоким вздохом сожаленья
На юность светлую, исполненную сил,
Которую давно для язвы просвещенья,
Для гордой роскоши беспечно ты забыл.
На какую юность он смотрит? Он смотрит на Восток, который для Лермонтова был источником силы, молодости и поэтического вдохновения. Неслучайно зеленые листы чинары — это цвет ислама. Он надеялся, он верил, что эта чинара его примет — а нет.
Катастрофа Лермонтова — это катастрофа кавказского пленника и катастрофа всякого, кто едет на Кавказ с искренним желанием чему-то научиться. Понимаете, Мцыри и Маугли — они так симметричны! Дело в том, что Лермонтов идет на Кавказ учиться, а Киплинг идет на Кавказ учить. Ребенок среди зверей, он несет там Красный Цветок. Он несет им цивилизацию и за этот счет побеждает. А отношения Мцыри с этим миром — это отношения, в общем, пленника. Он не может туда вернуться — он уже этой цивилизацией развращен.
И Лермонтов чувствовал себя больным ребенком, который хочет в эти горы, но он отравлен ядом («Нам лучший сок навеки извлекли») — ядом европейской цивилизации, его распада, преждевременной старости. У него же о преждевременной старости кричит всё.
Отсюда, кстати, легенда о том, что при вскрытии его организм оказался организмом старика, невероятно изношенным. Я так не думаю — он был атлет, он был полон сил и замыслов. Но и к смерти стремился, это было в нем. Поэтому здесь у Лермонтова возникает коллизия, когда старый мир пытается обновиться у юности светлой, исполненной сил, а она его не принимает — ей это не нужно, она самодостаточна.
