Ванденко по-прежнему. Коммерсантовского Андрея Колесникова — конечно, это без вопросов. Дудь не интервьюер, это немножко другое. Это такая своего рода драматургия. Но это, безусловно, очень яркое явление.
Но из всех людей, которые делают беседы, именно разговоры, лучше всех с собеседником взаимодействует Матизен. Его интервью с Чухраем 30-летней давности мне представляется абсолютным эталоном. Он и агрессивен в меру, и умеет себя убрать из текста, и он всегда приходит к человеку с готовой концепцией. Можно спорить, соглашаться, не соглашаться, но предмет разговора есть всегда.
Вот Матизен из моих любимых критиков единственный, кто берет замечательные интервью. Долин очень хороший интервьюер. Его интервью с Караксом крайне интересно. Но они информативны. А интервью Матизена еще и крайне любопытны в эстетическом отношении.
Вообще взгляды Матизена, его нестандартные подходы неважно к кому — к драматургии и режиссуре Миндадзе, к «Часу быка» Ефремова, к Висконти, его любимому режиссеру — понимаете, в Матизене всегда есть та высокая готовность, нонконформистская готовность высказываться, которая вообще была присуща диссидентам именно из математического клана. А то, что Матизен математик, очень хорошо его характеризует, очень интересно. Я помню, с каким упоением я читал его статью о перекатывании многогранников, которая пришла в его голову во время субботника, когда тягали тяжелые камни в ФМШ, Новосибирской математической школе.
Математическая школа вообще очень полезна для человека. Я уважаю математиков, потому что у них в руках и в голове всё-таки есть какие-то структуралистские методы. Между прочим, я думаю, что мышление Мельчука, Жолковского — это тоже мышление человека, прошедшего закалку в точных науках, понимающего их. И уж конечно, любой человек, который понимает теорию относительности, кажется мне высшим существом, существом высшего порядка.
