Войти на БыковФМ через
Закрыть

Как вы относитесь к статье Владимира и Елизаветы Новиковых «Крути, Митька, крути»?

Дмитрий Быков
>100

Эта статья появилась в «Новом мире». Это статья Владимира Ивановича и Елизаветы Владимировны Новиковых — обзор современной прозы о советском проекте. Я благодарен за добрые слова, которые там обо мне, сказаны.

Тенденция, которую они видят — интерес к советскому. Я же потому и назван в этой статье главным бардом советского проекта, что я об этом говорю примерно лет 20. Но сама идея… Я не хочу сказать, что эта статья в каком-то смысле вторична. Нет, вообще такое артикулировать вслух — по нашим временам большое преимущество. Сказать, что 70-е годы были умнее, интереснее и сложнее, чем сейчас. И там делается попытка с точки зрения такой литературной социологии проанализировать довольно зрело ситуацию 70-х годов.

Нельзя только забывать о том, что именно 70-е годы стали роковыми для советского проекта. Понимаете, с какого-то момента великая культура, взращенная в этой теплице, вошла с этой теплицей в непримиримое противоречие, и пальма стала проламывать крышу. Это случилось в 1979 году, когда одновременно случился казус «Метрополя» и началась подготовка к вторжению в Афганистан, которое в 1980 и осуществилось. И вышел «Жук в муравейнике», и после этого Стругацких перестали печатать надолго.

То есть случилась не просто кризисная ситуация — случилась ситуация прямого противоречия, условно говоря, между средой и ее порождениями. Начались аутоиммунные процессы. Порождения среды — интеллигенция — стали несовместимы со средой. Пошел массовый отъезд, вал политических процессов, полный разрыв с Америкой, неприезд на Олимпиаду, вся эта история с бойкотом. И потом очень скоро Андропов и южнокорейский лайнер. Хотя Андропов поначалу даже позвал сюда Саманту Смит.

То есть 70-е годы были не только высшей точкой расцвета советской культуры. Это была еще и гибельная точка. Потому что этот высший расцвет, абсолютно в соответствии с ситуацией 2010-х годов, подготавливал крах системы. Это нормальная ситуация.

А статья всё равно очень дельная и правильная. Там просто не сказано открытым текстом, что обращение к советской реальности диктуется отсутствием реальности после. Ее нет! Она есть, конечно, она эмпирически осязаема. Но духовно, культурно, интеллектуально ее нет. Главная новость русской интеллектуальной жизни — это арест очередного ученого, оказавшегося иноагентом или взявшего у государства какие-то деньги.

А у государства вообще нельзя брать ничего ни на что. Теперь это уже понятно. Потому что вы не можете ему угодить. Вы не можете его воспевать так, как ему надо. Оно питается вами. Вы можете вести себя как угодно, но ведь репрессии, по словам Надежды Яковлевны Мандельштам, происходят не почему, а зачем. В такие эпохи важен не момент причины, а момент целеполагания. Они вас едят потому, что они не могут не есть.

И это очень вторично по отношению ко всему, что уже было. Писать романы из сегодняшний русской реальности — это, мне кажется, пустая трата времени и бумаги, если вы пишете на бумаге. Сейчас нужно пользоваться ситуацией и отталкиваться от этой реальности как можно выше. Ничего, кроме фантастики — проективной, утопической, антиутопической — других жанров сейчас быть не может.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Какие триллеры вы посоветуете к прочтению?

Вот если кто умеет писать страшное, так это Маша Галина. Она живет в Одессе сейчас, вместе с мужем своим, прекрасным поэтом Аркадием Штыпелем. И насколько я знаю, прозы она не пишет. Но Маша Галина – один из самых любимых писателей. И вот ее роман «Малая Глуша», который во многом перекликается с «ЖД», и меня радуют эти сходства. Это значит, что я, в общем, не так уж не прав. В «Малой Глуше» есть пугающе страшные куски. Когда там вдоль этого леса, вдоль этого болота жарким, земляничным летним днем идет человек и понимает, что расстояние он прошел, а никуда не пришел. Это хорошо, по-настоящему жутко. И «Хомячки в Эгладоре» – очень страшный роман. Я помню, читал его, и у меня было действительно физическое…

Нравится ли вам экранизация Тома Тыквера «Парфюмер. История одного убийцы» романа Патрика Зюскинда? Можно ли сравнить Гренуя с Фаустом из одноименного романа Иоганна Гёте?

Гренуя с Фаустом нельзя сравнить именно потому, что Фауст интеллектуал, а Гренуй интеллекта начисто лишен, он чистый маньяк. Мы как раз обсуждали со студентами проблему, отвечая на вопрос, чем отличается монстр от маньяка. Монстр не виноват, он понимает, отчего он такой, что с ним произошло, как чудовище Франкенштейна. Мозг – такая же его жертва. Маньяк понимает, что он делает. Более того, он способен дать отчет в своих действиях (как правило).

Ну а что касается Гренуя, то это интуитивный гений, стихийный, сам он запаха лишен, но чувствует чужие запахи. Может, это метафора художника, как говорят некоторые. Другие говорят, что это эмпатия, то есть отсутствие эмпатии. По-разному, это…

Какого американского писателя нельзя миновать при изучении сегодняшней литературы?

Тут довольно спорны мои мнения. Мне кажется, что Хеллера никак нельзя миновать, и позднего Хеллера в том числе, хотя наиболее известен ранний и средний, то есть «Уловка-22» и «Что-то случилось». Но мне кажется, что и «Picture this» и «Closing Time», продолжение «Уловки», и последний автобиографический роман — мне кажется, это безусловно читать надо. Мне кажется, из Дэвида Фостера Уоллеса необязательно читать все, но по крайней мере некоторые эссе и рассказы, этого не минуешь никак. «Corrections» Франзена, мне кажется, тоже нельзя миновать никоим образом. Кстати говоря, «Instructions» Адама Левина тоже хорошо было, очень занятная книга, хотя чрезмерно затянутая, на мой взгляд. Ну и «Тоннеля»…

Как вы относитесь к высказыванию, что городская среда и архитектура формируют человека и общество?

Не верю в это. Я помню замечательную фразу Валерия Попова о том, что когда ты идешь среди ленинградской классической архитектуры, ты понимаешь свое место, ты знаешь его. Справедливо. Но знаю я и то, что никакая архитектура, к сожалению, не способна создать для человека культурную, воспитывающую его среду. В Европе все с архитектурой очень неплохо обстояло: и в Кельне, и в Мюнхене, и никого это не остановило. И в Австро-Венгрии, в Вене, неплохо все обстояло. И все это уничтожено. И Дрезден, пока его не разбомбили, был вполне себе красивый город. Я не думаю, что городская среда формирует. Формирует контекст, в котором ты живешь.

Другое дело, что, действительно, прямые улицы Петербурга как-то…

Можно ли с ребенком говорить на агрессивные темы спокойным языком?

Ребенок живет в мире агрессии: ему приходится защищаться от сверстников, от агрессивного взрослого мира, от давления коллектива. Это не так легко, понимаете… Вообще мне кажется, что жизнь ребенка очень травматична. Ребенку тяжелее, чем нам. Об этом у Кушнера есть гениальные стихи.

Там была мысль — в стихотворении «Контрольные. Мрак за окном фиолетов…», — что взрослый не выдержал бы тех психологических нагрузок, которые выдерживает маленький школьник. «Как маленький школьник, так грозно покинут». И, конечно, ребенку приходится жить в мире куда более тревожном и агрессивном, сказочном. Как говорил Лимонов: «Мир подростка полон красавиц и чудовищ, и мой мир тоже».…

Как вы относитесь к мысли о том, что заветы Молчалина из комедии Грибоедова «Горе от ума» и Дейла Карнеги — одно и то же?

Видите ли, если глубоко постигать дзен, то можно додуматься и до того, что, скажем, мысли Молчалина и мысли Тютчева «Молчи, скрывайся и таи» («Silentium») — это, в сущности, выражение одной и той же жизненной позиции: не афишируя себя, расти в тайне.

Действительно, с дзенской точки зрения молчалинская позиция «Мне завещал отец, во-первых, угождать всем людям без изъятья» неотличима от позиции Карнеги — говорить с человеком о том, что его интересует: рыба любит червей, и даже если ты любишь клубнику, говори с ней о червях.

Мне вообще всегда казалось (у меня даже была об этом ранняя запальчивая статья в «Собеседнике», от которой я совершенно не отрекаюсь), что Дейл…