Где проходит грань между стремлением к освобождению и расчеловечиванием?

Понимаете, тема такого, ну если угодно, падения в быт — это тема довольно частая, и я бы не сказал, что трагическая. Потому что вечно оставаться романтиком, таким несколько розоватым, мне кажется, в этом есть какая-то ну не то чтобы инфантильность, но какая-то…

Быт — это, конечно, трагическая проблема, но я не вижу ничего драматического в том, что человек с годами становится менее романтичен. Надо вообще меняться, понимаете? Нужна какая-то дельта. И если бы Ассоль вечно оставалась романтической возлюбленной Грея, если бы она вечно оставалась такой девчонкой, в которой счастье лежит у Грина, «пушистым котенком» (по-моему, очень неудачная формула) — ну как-то скучно было бы. Если бы Наташа…

Ну потому что у Толстого такая ветхозаветная логика: тебя я люблю — тебе все, а тебя я не люблю — тебе ничего. Хотя это и новозаветная логика тоже, Соня же цитирует от Матфея, когда говорит, что Соня — пустоцвет: «У кого мало — у того отнимется, у кого много — тому дастся». Это вообще логика жизни довольно жестокая: надо быть большим, надо быть «Толстым», надо много переживать, хотеть, много из себя представлять, и тогда у тебя все будет нужно. Соня правильная, Соня — это такая Гермиона. Я знавал людей, которые говорили, что семейство Ростовых замучило добрую и несчастную Соню. Да подождите, может, у Сони все прекрасно сложится. Зачем ей Николай Ростов? Николай Ростов — это, знаете, такой…

С моей точки зрения, «Война и мир», роман который построен, как фуга (это общее место), построена на тему, которая заявлена довольно давно у Толстого в рассказе «Три смерти». «Война и мир» — это роман о том, кто и как умирает. И действительно первоначальный замысел военного романа («Все хорошо, что хорошо кончается»), романа, в котором и Петя, и князь Андрей благополучно возвращаются с войны,— этот замысел был оставлен. Для Толстого ключевой момент в жизни человека — это смерть. Помните, в «Записках сумасшедшего» у него: «Она есть, а её не должно быть».

Так вот, «Война и мир» — это роман о том, как сделать, чтобы её не было, роман о том, как расправиться со своей личностью, со своим Я.…

Понимаете, почему я не хочу по большому счёту это комментировать? Потому что, начиная это обсуждать, мы как бы тоже придаём легитимный статус этому высказыванию. Госпожа Вербицкая — в прошлом доверенное лицо Владимира Путина, что характеризует её, на мой взгляд, очень положительно,— она долгое время возглавляла Санкт-Петербургский университет. Вот если бы она в то время сказала что-нибудь подобное, об этом бы стоило говорить. Но сейчас она человек очень далёкий от преподавания, от педагогики, от новейших тенденций в этом вопросе. Я не понимаю, почему мы должны обсуждать мнение непрофессионала, который вообще утратил уже давно контакт с реальностью современной педагогики.

Ну не…

Думаю, они подсознательно чувствуют, что Андрей Болконский – это классический пример слабого мужчины в конфликте с сильной женщиной, будущий Каренин. Они, скорее, очень похожи внешне: маленькие руки и ноги, пискливый голос, беспомощность при столкновении с такой роковой и красивой женщиной – черноволосой и черноглазой.

Думаю, что такой муж – муж-государственник, муж-слуга – представляется идеальным. Ясно же, что в браке Андрея и Наташи главной была бы Наташа. А Андрей обеспечивал бы ей деньги и терпел бы ее капризы. Так что это бог их спас, кажется, от брака. Наташа и Пьера – вот идеальный союз, но Пьера никто не назовет идеалом мужчины, потому что Пьера больше, чем мужчины. Наверное,…

А у меня там есть в «Беспредельщице» такая ария человека из зала, специально написанная.

Там просто ария, что народа нет в пьесе. Вот если бы в пьесе был народ, он бы сейчас спас. Но народ бы и Гамлета спас. Там говорится, что он короля бы снес. Народ бы и Фауста отговорил от дружбы с Мефистофелем. Надо в пьесу вводить народ, чтобы он не безмолвствовал, а делал.

Кстати, вот у меня тут появился новый педагогический прием. Значит, идея такая. Какого героя ввели бы в пьесу, или вообще в роман, в классическое произведение, которого там не хватает? Вот о человеке можно всё сказать по тому герою, которого он бы ввел.

Это помните, как Олеша мечтал ввести в шахматы фигуру дракона. Дракон один…

Печорин не лишний. Это так сложилось, что он не может себя применить в этой эпохе. Дуэль лишнего человека со сверхчеловеком — это вечный сюжетный узел русской литературы. Онегин действительно лишний, но он лишний не в том значении, как говорил замечательный автор и критик Владимир Гусев (иногда совершенно неудобочитаемый, но очень неглупый). У него есть такая мысль, что лишним человеком мы называем человека, который соотносит себя с вневременными критериями — определяет свои критерии, исходя не из эпохи. Но это не про Онегина. Онегин как раз классическое дитя эпохи — модник, «уж не пародия ли он?». А лишний человек — это Долохов, потому, что он не любит никого или любит только родню ближайшую, и то,…

Ну как же нет, а Долли? А Кити, а Наташа? Вам кажется судьба Наташи страшной? Я устраивал в Zoom'е опрос (мы заканчивали эпилог толстовский в «Войне и мире»): вас устраивает такая участь Наташи? Все дружно: «Прекрасно!». А что с Наташей еще могло случиться? Наташа ведь не умна. Она не удостаивала быть умной. Что же еще может из нее получится, как не простая, ликующая самка? Вообще, Ростовым в романе сопутствует стихия рождающей земли. Что еще должно случиться с Наташей? Ура, пусть будет такая Наташа. У Толстого всякий человек счастлив в той степени, в какой он неспособен думать. Думать вредно, «мозг — уродливый орган, разросшийся вроде зоба», как говорил Блок по воспоминаниям Горького. Да,…

Очень разные все. Я думаю, что самый романтический герой — у натуралиста Золя, который совсем романтиком не был. Что может быть романтичнее Сильвера и Мьетты из романа «Карьера Ругонов»? Если брать романтизм в его классическом понимании, то как раз мне кажется, что Гюго он мешал, потому что культ Наполеона, от которого он так и не избавился, дико раздражал Толстого, поэтому Толстой так полемически заострил антинаполеоновские темы в «Войне и мире». Что касается романтических героев Гюго, то как раз его романтические герои мне нравятся меньше. Мне больше нравится, если на то пошло, такие герои, как епископ Мириэль или Гуимплен. А Жан Вальжан тоже не очень романтический герой. Давайте называть вещи…