Войти на БыковФМ через
Закрыть
Лекция
Литература

Дафна Дюморье

Дмитрий Быков
>100

Дафна Дюморье – самый любимый, самый важный для меня писатель. Самый важный в том смысле, что она сочетает гениально в себе готику, увлекательность и абсолютную серьезность подхода к жизни, абсолютную серьезность проблематики. Почему я за это выступаю? Потому что мне вообще кажется, что литература должна быть, с одной стороны, вкусна (ненавижу это слово), увлекательна, аппетитна, что ее хочется поглощать. А с другой стороны, литература должна все-таки отвечать на тайные внутренние тревоги. Чем рекомендовать что-то, чем как-то описывать Дюморье, как она работает, я бы предложил перечень ее любимых текстов. Практически все они вошли в сборник «Не позже полуночи», просто лишний раз это подтверждает, что у советских издателей был хороший вкус.

Лучший рассказ Дюморье – «Яблоня». Это рассказ о мужчине, который всю жизнь прожил с нелюбимой женой. И теперь ему кажется, что после смерти душа этой женщины перешла в уродливую, некрасивую, страшно изобильную яблоню с маленькими яблочками, которая растет у их дома. И дальше начинаются его посмертные отношения с этой яблоней. Жену его звали, насколько я помню, Мидж или Митч, и  она все время делала то, чего не хочет. И всю свою жизнь превратила в цепочку неприятных зависимостей, тяжелых. И это большое горе, когда человек сам свою жизнь делает настолько невыносимой. Это очень здорово придумано, потрясающий характер. И все-таки, когда он эту яблоню срубил, пенек ему отомстил: застрял он в нем ногой, не смог выбраться и погиб. Сам он по природе был добрый и счастливый человек. И если бы он женился на той подавальщице, которая ему нравилась, на веселой стройной девушке, которая тоже напоминает ему яблоньку, все было бы иначе и были бы они счастливы. Но вот, знаете, такие душнилы, как Митч, душные люди, которые способны отравить собой все, изображены у Дюморье с потрясающей ненавистью. Люди, которые отравляют все вокруг себя, отравляют атмосферу тяжелыми, скучными, ненужными делами. И сами они несчастны, и делают несчастными всех вокруг себя. И метафора там, конечно, замечательная.

«Монте Верита» – потрясающий рассказ об истине;  о том, что если вы увидите истину в лицо, она вам не понравится. Там герой все время ищет роковую красавицу, а, когда ее находит, он видит ее уже прокаженной. Не прокаженной, конечно, а пораженной болезнью, старостью, ужасом. Иными словами, любой искатель истины должен быть готов к тому, что она откроется ему не такой.

«Рыжий» – потрясающая версия на христианские темы. Наверное, одна из самых страшных у Дюморье. И вот, понимаете, когда я читаю Дюморье, я вижу у нее личное, замечательное точное понимание того, что мир в принципе к человеку не дружелюбен, что, может быть, он и был когда-то задуман для человека, но мир сегодня  – это довольно страшное зрелище. Но при этом надо понимать, что вести себя надо прилично. Вся Дюморье – это вопль к человеку о том, чтобы он соблюдал лицо, сберегал лицо в обстоятельствах тотальной лжи, насилия, постоянного извращения и обмана. История – это такой набор извращений лучших чувств. Но надо вести себя по-человечески. Так бы я это охарактеризовал.

Из романов Дюморье самый известный – это, конечно, «Ребекка», где у главной героини нет имени, отсюда версия, что ее тоже звали Ребеккой. История о том, что зло всегда будет ярче добра. История о том, что зло необычайно привлекательно, притягательно, мужественно, последовательно и красиво. Безымянная молодая добрая героиня, которая утешает своего Макса и пытается заменить Ребекку, все время чувствует, что на ее жизни, на ее судьбе лежит тяжелая тень, черная тень Ребекки. Это очень страшное ощущение. Другое дело, что в романе Ребекка, при всей своей омерзительности, вызывает безотчетную симпатию. Мы понимаем, что эта женщина огромного мужества, которая борется с болезнью, которая скрывает свои страшные боли. Которая хоть и отравляет чужую жизнь, но ведь ее собственная жизнь при этом отравлена.

И здесь то, что мне так дорого в Дюморье. Это ее высокая амбивалентность. С одной стороны, Макс де Винтер – привлекательный человек, а Ребекка – добрая и славная девушки. Мэндерли, этот замок, требует такой, как Ребекка. В общем, у Дюморье все время мир балансирует на грани, и автор на этой грани балансирует. Все время привлекательное и мужественное, красивое зло оказывается если не сильнее,  то как-то бесконечно обаятельнее робкого и слишком правильного добра.

В этом смысле самый  главный роман Дюморье – это, конечно, «Моя кузина Рейчел». Не зря его так часто экранизируют. Там тоже монета остается на  ребре. Вопрос о том, была ли Рейчел несчастной жертвой или коварной убийцей, остается открытым. В последней экранизации, где ее играет Рейчел Вайс (все-таки у Аронофски прекрасный вкус), она играет ее такой, что ее нельзя не полюбить. Она превосходная женщина. Но аргументы против нее, ее убийственная природа, ее коварство тоже ярко торчат из текста. И я не понимаю, как с этим справиться. То есть для меня однозначного ответа в романе нет. Я понимаю, что сохранять лицо не всегда возможно.

Кстати, понимаете, в «Не позже полуночи» или в других рассказах у Дюморье все время остро подчеркивается, что представители добра отличаются какой-то поразительной пассивностью, какой-то беспомощностью. Как в «Козле отпущения»: люди проигрывают именно потому, что у них навыка настоящего сопротивления нет, как нет его у Макса Винтера, который позволил этой Ребекке полностью вытереть ноги об себя.

Наверное, главная проблема добра у Дюморье в том, что оно трогательно и беспомощно. А зло всегда наделено чертами триумфальными, убедительными, победительными и, самое главное, отвагой. Вся Дюморье – это крик о том, о чем пишет Добренко. О капитулянстве западной цивилизации, о неготовности Запада противостоять новым, серьезным и трагическим вызовам. Может быть, поэтому страшная безысходность и тоска, которая исходит от лучших рассказов Дюморье (например, от «Синих линз»), по-своему плодотворна. Может быть, она поэтому любила свой туманный Корнуэлл, потому что в нем всегда конец истории теряется в тумане. Может быть, если бы герой «Яблони» внутренне был готов к сопротивлению, у него бы тоже все получилось.

Наверное, самый умный рассказ Дюморье – «Не оглядывайся», «Don’t look now», по которому Роуг сделал великолепный фильм с Сильвией Кристель, по-моему. Там лучшая любовная сцена во всем европейском кино, монтаж потрясающий. Секс нигде не снят лучше, чем в этом фильме. Но прелесть фильма не в этом. Прелесть фильма в том, что там поставлен очень радикальный вопрос. Ведь главный герой – на самом деле провидец, у него есть дар видеть будущее, в отличие от этих сестер-монахинь, которые себе этот дар приписывают. А у него есть он по-настоящему, он умеет. Но он не дает себе труда этот дар реализовать, у него не хватает сил настоять на своем. И он гибнет именно потому, что оглянулся. А не надо оглядываться.

Я всем советую читать Дюморье, потому что она доказывает: ваши первые порывы верны, ваши тайные догадки справедливы. Делайте то, что вы хотите, умейте постоять на своем, как героиня ее романа «Мэри Энн» – единственного романа у Дюморье, в котором добро умеет защищаться. Это не значит, что добро должно быть с кулаками. Но вообще-то оно должно.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Может ли трикстером быть женщина?

Не знаю, но мне кажется, что в литературе примеров женщин-трикстеров поразительно мало. Я не могу найти. Все говорят: Мэри Поппинс или Пеппи Длинныйчулок. Мэри Поппинс — может быть, насчет Пеппи — сомнительно; Пеппи, скорее, продолжает диккенсовскую линию сиротки, из которой что получилось. Она может быть трикстером, но как-то я не наблюдаю в ней трикстерских черт. Понимаете, мне очень бы хотелось увидеть образ женщины-трикстера. Но я пока этого образа не вижу. Вы можете мне приписать, как всегда, сексизм,— ну не вижу пока. И разведчиц таких пока в литературе….

Знаете, по крайней мере есть одна женщина-трикстер в литературе: моя кузина Рейчел в романе Дафны Дюморье. Это блистательная…

Что вы можете сказать о творчестве Альфреда Хичкока? Какой ваш любимый его фильм?

«Vertigo», «Головокружение», конечно. Что касается какого-то резюме, понимаете, для меня Хичкок — пример того, как автор сам себе ставит формальную задачу и ее разрешение становится интереснее, чем триллер. Ну например, снять «Веревку» четырьмя кусками. Да, там есть склейки, но они не видны невооруженным взглядом. Там есть другие, совершенно грандиозные примеры, в «Птицах»: сцена в телефонной будке снята вообще без птиц, просто человек отбивается, а нам кажется, что птицы на него налетели. Николай Лебедев блистательно повторил это, сделав такой оммаж в «Поклоннике», в сцене в лифте, где вообще крови нет, а ощущение, что она потоками хлещет. Он умеет сделать. Хичкок решает задачу не столько…

Не кажется ли вам, что ваша лекция о цикличности русской литературы основана на консервативной школьной программе? Почему американцы изучают Харпер Ли, а мы — Жуковского?

Да нет конечно. Во-первых, американцы изучают, если они специализируются на литературе, и Филдинга, и Шекспира, и чуть ли не Чосера. Они очень глубоко и внимательно изучают своё прошлое, прошлое языка во всяком случае. Американская литература началась не в XVIII веке, а она продолжает английскую традицию. Поэтому говорить о том, что вот мы не изучаем современную литературу… Харпер Ли, кстати, для многих американцев сегодня такой же древнее явление, как для нас Тредиаковский, хотя умерла она в 2016 году, что для многих американцев было шоком, и для россиян тоже.

Тут дело вовсе не в том, что мы слишком глубоко изучаем литературу. Просто дело в том, что русская жизнь циклична, и не увидеть этих…

Почему вы считаете, что после 28 лет человеку требуется дополнительное топливо для жизни? Что именно для этого подойдет — спорт, творчество, музыка? Почему же тогда герой фильма «Большой Лебовски» Братьев Коэн счастлив, живя в бездействии?

Нет, совершенно не вариант. Герой фильма «Большой Лебовски» погружается в такую спячку, из которой его пробуждает только, как вы помните, довольно абсурдная и идиотская, но все-таки встряска. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример хорошего человека, погруженного в пивную спячку, но для меня Бриджес как раз играет этого бывшего человека с луны, со звезды, который … не могу поспешно во время эфира заглянуть в айфон и исправить имя актера, но человек, который играл инопланетянина-прогрессора, превращается — вполне предсказуемо — в славного парня. Ну это довольно печальное превращение. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример деградации. Что же вы хотите, чтобы человек жил такой…

Почему люди короткой эпохи: Лермонтов, Печорин, Фицджеральд — гениальны, но обречены?

Потому и обречены, что слишком тесно связаны со временем. Выразитель эпохи обречен погибнуть вместе с ней. Я все-таки не думаю, что Фицджеральд подходит к этому. Да, Печорин — герой своего времени, но Фицджеральд не совсем. Фицджеральд, конечно, порождение эпохи джаза, но лучший-то его роман написан после эпохи джаза, и он сложнее, чем «Великий Гэтсби». Я разумею, естественно, «Ночь нежна». «Tender Is the Night», конечно, не так изящна. Как сказал Олеша: «Над страницами «Зависти» веет эманацией изящества». «Великий Гэтсби» — очень изящно написанный роман, великолепная форма, невероятно компактная. Но «Ночь нежна» и гораздо сложнее, и гораздо глубже, мне кажется.