Я тысячу раз читал такую лекцию, в том числе и школьникам. Я очень люблю «Что делать?» именно как роман, в котором я люблю «мысль семейную». Мысль этого романа очень проста… Я до сих пор не знаю, до чего там дорасшифровывались мои школьники, которые заказали себе книгу Ньютона, упомянутую там, и по ней расшифровывают книгу: ряды цифр, приводимые там, ничего, кроме как на шифр, не указывают. У меня есть ощущение, что главные две мысли романа очень просты. Первое: не будет политической свободы в стране, где нет личной свободы, в том числе и семейной. Эта мысль высказана у Чернышевского в статье «Русский человек на рандеву», но в таком наоборотном, более безопасном рассуждении, более как бы тихом ходе мысли. Русский человек так слаб в любовных историях и противостоит сильной женщине так неуверенно именно потому, что у него нет гражданских прав. Какого ответственного поведения вы хотите от женщины? Я понимаю эту мысль, но у Чернышевского мысль другая: пока в семье не будет свободы (это не про промискуитет), но пока в семье будет патриархат, в государстве тоже будет патриархат. Это первая мысль романа.
Вторая мысль романа очень мне близка: что делать, когда ничего нельзя делать? Себя! Делать себя, делать из себя сверхчеловека. Когда в России что-то изменится, тогда вы пригодитесь. Будьте Рахметовым уже сегодня. Это не значит спать на гвоздях, но будьте Никитушкой Ломовым, изучайте жизнь, читайте редкие книги, воспитывайте себя, ставьте себе странные задачи — «не есть апельсины там-то и есть апельсины в другой обстановке». Это все иезуитская, но тщательно продуманная мечта о воспитании. Эта мечта о человеке, который воспитывает себя, меня в этой книге привлекает. Тут можно много лекций, конечно, прочесть. Я говорил уже о том, что у Чернышевского есть «грязь здоровая» и «грязь больная». «Грязь здоровая» — это быт, это повседневные страхи. Вот страх пандемии. А «больная грязь» — это искусственное, это больные социальные условия. Вот «здоровая грязь» — это бояться эпидемии, а «больная грязь» — это бояться доноса. Когда ты слово скажешь, а дюжина «доброжелателей» напишет: «А почему безмолвствует Следственный комитет?» Тебя, гадина, не слушает. Вот это доносительство, гадство, злорадство — это грязь больная, об этом надо говорить, конечно. Я считаю, что роман крайне полезный.