Хороший вопрос, но тут, понимаете, какая штука тоже? Диссидентское движение вызывает к себе очень разные отношения. И чаще всего это отношение негативное и ироническое. Давайте вспомним, скажем, роман Владимира Кормера «Наследство». Кормер был талантливый писатель, но «Наследство» — это роман о сектантской природе диссидентского движения, о культах личности, которые там возникают, о диком самомнении, о невежестве диссидентов. Диссиденты сами отличались довольно большой самоиронией. Вспомните кимовские песенки типа «Блатной диссидентской»:

Покамест мы статую выбирали,
Где лозунги сподручней раскидать,
Они у нас на хате побывали,
Три доллара засунув под…

Мне очень нравится «Зелёный шатёр» именно своей нарративной оригинальностью. Понимаете, вот как крыша, крытая шифером, там куски этих воспоминаний временами перекрываются. И вот эти точки перекрытий, когда одно и то же событие глазами разных людей, они мне симпатичны. Это действительно как такой зелёный шатёр, как шалаш.

Но, конечно, большинство героев этой книги вызывают у меня стойкую неприязнь, потому что о диссидентском движении семидесятых годов я сужу, во-первых, по личным воспоминаниям (всё-таки эти люди бывали у нас дома, я бывал в их домах). А во-вторых, роман Кормера «Наследство» кажется мне в этом случае, в этом смысле, что ли, более трезвым, более жёстким, скептическим.…

Нет. Я вам объясню. Одна из главных способностей людена — это способность уходить с переднего плана реальности на какой-то другой план, уходить из сферы вашего восприятия. И вот все прекрасные дети, которых видели там Стругацкие, та замечательная молодежь — она никуда не делась, она не стала обывателями. Мы же не прослеживали их судьбы. Значительная часть их уехала, а огромная часть их перешла на полулегальное существование. Они ушли с внешнего плана реальности и переместились куда-то туда, где вы их не видите. Вот и все. Это очень важная люденская особенность.

Скажу вам больше: я вижу главную задачу вот этой следующей эволюционной ступени в том, чтобы не то чтобы маскироваться, а просто вы…

Пьесу Кима «Московские кухни», роман Кормера «Наследство». Владимир Кормер вообще самый интересный летописец диссидентства — тут и «Крот истории», тут и вообще его очерки, и эссеистика. Ну и я не знаю, можно ли считать художественной литературой воспоминания Александра Зорина об Александре Мене, но думаю, что можно. Кстати говоря — вот я здесь верю мнению Ники Артемьевой, одной из моих любимых молодых авторов, — но книга об Александре Мене в серии «ЖЗЛ» ей понравилась. Наверное, это хорошая книга. А я мнению этой девушки верю.

Ну, это без сомнения. Именно потому, что Эжен Головин, Евгений Головин с его экспериментами над собой, над веществами, над другими людьми — это такой русский Алистер Кроули. Но если у Алистера Кроули лучше всего именно стихи и проза, ныне нам доступные в гениальных переводах Кати Дайс, то у Головина как раз личность интереснее, а стихи довольно традиционные. И вот это самое печальное: человек ставит такое количество опасных для жизни экспериментов ради такого, в общем-то, ничтожного результата. Не скажу «ничтожного», но традиционного.

Самым талантливым человеком в кружке Южинского переулка был все равно Мамлеев. А Головин действительно такой классический персонаж 70-х годов. Вот я…