Кесарево свечение

Тем, что новеллистика Аксенова — это вообще самое лирическое, самое прямое выражение его душе; лучшее, что он написал. Я, конечно, «Ожог» и «Остров Крым» ставлю выше всех его романов, очень высоко ставлю «Кесарево свечение», как такой экспериментальный метароман, такой великолепный; очень люблю «Редкие земли» — больше, чем первые две части трилогии детские. Я позднего Аксенова вообще люблю, и, конечно, «Негатив положительного героя» — гениальный сборник. Потрясающее стихотворение в прозе «Досье моей матери» — как он читал, вот это «И подыхаю со скуки…». Ох, какой страшный текст и как здорово написан. Но ранние его рассказы люблю чрезвычайно, и они добрые. Там Аксенов не пережил еще…

Ну как «прижился», Аксенов не стремился прижиться. Он хотел стать американским писателем, он довольно далеко продвинулся. «Московскую сагу» сравнивали с «Войной и миром». Она была бестселлером, она вышла в первые ряды. «Вашингтон Пост» рецензировал ее огромными и весьма комплиментарными текстами.

Другое дело, что «Московская сага» – не самый аутентичный для Аксенова текст. И все-таки добиться своей главной цели – завоевать Голливуд (а такую цель он себе ставил) – Аксенов не сумел. Ее не экранизировали в Америке, ее экранизировали в России. По-моему, не очень удачно.

Другое дело, что Аксенов – и это очень важная амбиция – пытался не свое место изменить, а пытался изменить…

Вот о Кареле Чапеке я, наверное, в следующий раз поговорю. Понимаете, я Карела Чапека больше всего люблю не за рассказы, там «Рассказы из левого кармана», «Из правого кармана», и даже не за «Войну с саламандрами», которая, кстати, немножко недопонята. Говорят, что это роман о фашизме, но как-то не очень понимают, что имеют в виду. Мне кажется, что это роман о гастарбайтерах, если уж на то пошло, и о психологии людей, которые используют других. Роман о психологии рабства. Стоит подумать об этом. Для меня главное его произведение — это так называемая «философская трилогия»: «Кракатит», «Гордубал», «Метеор». Во многом из «Метеора», как мне кажется, вырос «Английский пациент» Майкла Ондатже, история…

Ну, понимаете я вообще со вкусами Аксёнова в большинстве его оценок не согласен, расхожусь. Я не разделяю его совершенно восторженного отношения к Белле Ахмадулиной, хотя осторожное отношение к лирике Бродского мне скорее понятно. Я не разделяю его восхищения романом Доктороу «Ragtime», который он так любил, что даже перевёл. Надо сказать — действительно в оригинале книга проигрывает. Я не понимаю его восхищения полифонической прозой нового романа во Франции.

Ну, Бротиган — я могу понять примерно, почему он ему нравился. Он любил экспериментальную прозу; ему казалось, что это какой-то свежий стиль. Мне кажется, что у Бротигана это и не смешно, и не остроумно, и в огромной степени…

Тут очень пристрастные формулировки, и что ни слово, то мимо. Ну какое было восхваление США у Довлатова? Прежде чем уехать (а он вообще не предполагал, что уедет), у него были попытки напечататься, и он сам их называл «компромиссом». Многое из того, что он написал здесь, никакого отношения к восхвалению США не имело. Это было вообще написано на русском материале (например, как его книга «Зона» — я думаю, что всё-таки лучшее из им написанного), или это были заметки о работе в таллиннской газете, или записные книжки, где он пересказывал бородатые анекдоты или остроты своих друзей. Потом он уехал.

Я не могу сказать, что Довлатов стал за границей писать хуже. Он стал писать хуже в последние годы,…