Вы говорите об утопии частного выхода, с одной стороны. Это не у Ефремова, а это было где-то у Стругацких (в наибольшей степени, конечно, «За миллиард лет до конца света»). Мне вообще близка эта веллеровская мысль, что Стругацкие писали всё более и более мрачные и не просто антиутопичные, а автоэпитафические вещи. Это автоэпитафии всё — и «За миллиард лет до конца света», и в особенности «Жук в муравейнике». Но Стругацкие были безусловно правы в том, что можно в безнадёжном обществе пытаться хотя бы, как они любили повторять, «всё видеть, всё слышать, всё понимать», оставаться хронистами этого общества, чтобы противостоять ему. У них была идея безнадёжного сопротивления. Это не Теория малых дел.…

Наставник – это совесть; это, по-моему, сказано открытым текстом. Что касается Красного здания, то, честно вам скажу, что я не знаю, я не понимаю. Концепт Красного здания у Стругацких… Понимаете, Стругацкие действовали как Тарковский. Они очень многие вещи придумывали, не объясняя рационально. Не всегда все нужно рационально объяснять. Вот они придумали Красное здание, которое путешествует. Некоторые говорят, что это образ советской власти, потому что там Андрей Воронин играет шахматы, условно говоря, с Лениным и приносит в жертву Вана. Но мы не знаем, что такое Красное здание. Можно в Красное здание влезть и путешествовать вместе с ним, можно войти, а можно и выйти. Мы не понимаем: может быть,…

Это не такой простой вопрос, как кажется. «Улитка на склоне» – это упражнение Стругацких в жанре почвенничества, в жанре почвенной прозы. Мужики и деревни, как они там описаны, – это даже не предчувствие, это самое раннее описание того, во что превратилась огромная часть русского социума. И эта речь, путаная и многословная, и эти песни («Эй, сей веселей, слева сей и справа сей») – самое точное описание. Никакому Распутину к этому не приблизиться. Хотя, как мне кажется, какой-то элемент фантастики у позднего Распутина стал появляться. Ну как «позднего»? Зрелого Распутина: например, хозяин острова в «Прощании с Матерой». Какой-то момент эсхатологической, мифологической ломки мировоззрения,…

Так это, собственно, довольно частая коллизия у Стругацких — мир, который перестал развиваться и который лишился контакта. Между прочим, то же самое случилось с голованами. Обратите внимание, что народ голованов знает Льва Абалкина, но он не будет вступаться за Льва Абалкина. Это такая довольно печальная история. А есть цивилизация Пандоры, которая тоже остановилась (если я сейчас ничего не путаю). Для Стругацких образ замкнувшейся, остановившейся цивилизации или цивилизации, попавшей под власть тайной полиции, или цивилизации, отказавшейся от самой идеи контакта, довольно частый. И естественно, что в 70-е годы, в эпоху некоего закукливания, некоей внутренней эмиграции, которая…

В XXI зарождается школа нелинейного повествования, во-первых. Ну, как? Понимаете, сейчас никакая школа, особенно в России, так она не зарождается. Происходит переписывание советской литературы. Почти все нынешние романы, печатающиеся сейчас (наверное, и мои не исключение), они либо реферируют к советскому опыту, либо отчасти растут из советской школы, из советской формы.

Очень забавно, кстати, бывает дурачить критиков. Вот так напишешь им, что «Июнь» имеет отношение к «Дому на набережной» — и все это повторяют хором, хотя никакого отношения к «Дому на набережной» (ни стилистического, ни фактического) «Июнь» не имеет. Вот под носом у людей лежат «Дети Арбата» — на них они не…

Однозначно и безусловно — «Второе нашествие марсиан». Я могу сказать, почему эта вещь не пользовалась той славой, как, например, «Улитка» или «Лебеди», или «Хищные вещи века». Понимаете, она очень уж нелестная, вот в чем дело. Я считаю, что «Второе нашествие» — это вообще переломная вещь Стругацких, что уже поздние Стругацкие начинаются с нее. Для меня это очень принципиальная книга. Но она такая брезгливая по отношению к современному человеку! Вот эти все люди, которые начинают сдавать желудочный сок в обмен на синий хлеб,— это гениальная метафора абсолютно. Я думаю, что сорокинское «Голубое сало» в огромной степени, конечно, вдохновлено этой идеей — и не только по колориту, а по тому, что вот там…