Кукушки Мидвича

Знаю одно фантастическое произведение, где автор пытался описать нечеловеческую мебель. Это рассказ Борхеса «Дом Астериона», где он ходит по жилищу пришельца и видит мебель, рассчитанную на нечеловеческое тело, на отдых, на рекреацию, на подъемы и спуски нечеловеческого существа. Вот я думаю примерно таково же должно было быть описание нечеловеческой морали, но я не припомню сколько-нибудь убедительного его описания.

У Уиндема, наверное, отчасти, в «Чокки», а отчасти в замечательных «Кукушках Мидвича». Там у него герой Чокки (инопланетянин, вселившийся в мальчика) все никак не мог понять, почему, чтобы сделать одного, нужны двое. Вот такие вещи его интересовали. Попытка…

Нет, я так бы не сказал. То есть то, что люди разделяться по функциям и у них будет некий коллективный разум, коллективное мышление, которое есть в муравейнике… У Стивена Кинга в «Мобильнике» это подано как возможная опасность. Когда люди определятся в сеть, а по ночам у них из ртов доносится легкая музыка. Пожалуй, самая страшная деталь, которую Кинг когда-либо придумал. Нет, я не думаю, что такой муравейник, человейник, с такой коллективной волей может стать моделью мирового сообщества. Нет, думаю, никогда этого произойдет. Это же описано в «Кукушках Мидвича» у Уиндема. Это очень неприятный и маловероятный вариант. Нет, никакого человейника, думаю, не будет.

Мне интересно об этом поговорить. Потому что в чем проблема Сикорски? Сикорски, Странник, руководитель КОМКОНА в трилогии Стругацких. Тут надо говорить не о синдроме Сикорски — о синдроме страха перед прогрессом и о тайной полиции, которая, по мнению Стругацких, неизбежно будет убивать. Они-то писали «Жука в муравейнике» об этом. Тут надо говорить о «синдроме Каммерера», который оказался беззащитен перед Странником. Понимаете, Странник, который ему сказал на Саракше: «Думкопф…», и так он живет с этим убеждением. Честнейший, прекраснейший Максим Каммерер по-фаустиански оказался в заложниках у этого «Мефистофеля» Сикорски.

Почему это произошло? Наверное, потому что без КОМКОНА…

Насчет того, что касается завязки, Стругацкие действительно хорошо его знали. Более того, Аркадий Натанович переводил «День триффидов». Здесь некоторые говорят «триффИдов», но правильно, конечно, «трИффидов», как мне кажется — англоязычное ударение на первом слоге.

Совершенно очевидно, что они позаимствовали у «Кукушек Мидвича» ситуацию с эмбрионами из «Жука в муравейнике». Лев Абалкин и остальные эмбрионы — Корней Яшмаа (появляется эпизодически в «Парне из преисподней»). Борис Натанович мне в последнем письме на вопрос, были ли эмбрионы делом рук Странников, отвечал: «С эмбрионами дело темное». Действительно непонятно: сделали это людены, Странники? Кто заложил эмбрионы?…