Согласны ли вы со словами из фильма «Раба любви» Никиты Михалкова: «известна истина простая: свободен — значит, одинок»?

Я написал об этом в «Профиле». Понимаете, мне пять человек, вот пять позвонили за одно утро, сказав: «Напишите, пожалуйста, предполагаемый текст этой присяги». А я не мог этого сделать, потому что я не могу написать ничего более смешного, чем сама эта идея, чем сама идея присягать, входя в российское гражданство. Присягу произносит каждый, принимающий, например, гражданство американское. Но вы давайте определитесь сначала с ценностями своими, а потом пытайтесь их сформулировать вслух.

Присягу принимают на войне. Конечно, вступая в российское гражданство, вы в известном смысле вступаете в войну всех со всеми. Это достаточно военное такое дело, и здесь есть определённая…

Мне и несовременное его творчество никогда не казалось венцом творения. У него есть удачные фильмы, например, прелестная комедия «Сибирский цирюльник», из которой сцена пробега каторжников, думаю, одна из сильнейших сцена в мировом даже кино, потому что там о России и об истории сказано что-то очень важное, когда они бегут, как бы образуя фундамент строящегося храма. Но в принципе, талантливый эпизод, талантливый диалог есть почти в каждом фильме Михалкова, но я никогда не понимал, что люди находят в «Рабе любви» и уж совсем не понимаю, как можно сходить с ума по «Неоконченной пьесе для механического пианино», когда был фильм действительно великого формотворца Абрама Роома «Преждевременный…

Честно говоря, я не думаю, что тогдашние советские режиссеры, особенно выпускники ВГИКа (это, судя по всему, еще ВГИКовская работа), получали какое-то специальное разрешение у агента. Я не думаю, что Рустам Хамдамов, экранизируя «В горах мое сердце» (Сарояна, если я ничего не путаю), тоже получал какое-то разрешение. Для того чтобы снять дипломную картину, совершенно необязательно было связываться с агентами, поскольку картина не предполагала проката. Я, кстати, не видел этот фильм Никиты Михалкова и ничего не слышал о нем. Я знаю, что его режиссерским дебютом в среднем метре был «Спокойный день в конце войны», а вот первой самой этой короткометражки я не видал, было бы любопытно.

Он смеется над Абрамом Роомом. Если вы посмотрите его замечательный, на мой вкус, фильм «Преждевременный человек», наверное, лучшую картину Роома после «Третьей Мещанской»… Потому что «Строгий юноша» мне совсем не нравится, «Гранатовый браслет» — тоже. А вот «Преждевременный человек» — это фильм новаторский. Многие его приемы и даже отдельные реплики позаимствованы Михалковым. Но как правильно сказал Игорь Иртеньев: «Над чем смеемся мы, над тем шестидесятники плакали». Вот фильм Михалкова — это не более чем постмодернистский экзерсис на тему очень серьезной экранизации Роммом горьковской незаконченной (тоже незаконченной) пьесы «Яков Богомолов». Вот и все. Вы увидите там абсолютно…

Видите, когда вы сравниваете женщину — вот эту Ларису Огудалову — с Россией, я не совсем с этим согласен. Как раз мне кажется, величие рязановского фильма в том, что там Лариса и Паратов стоят друг друга. Я помню, что главная вольность автора, Рязанова, и главная претензия к нему заключалась в том, что Лариса остаётся ночевать с Паратовым, что даже для самой вольной девушки того времени было совершенно неприемлемо.

Но то, что Лариса отдалась Паратову — в русской истории это таки произошло. Появился Паратов, появился этот социальный тип, заявленный ещё в «Вокзале для двоих». Его приход видел Рязанов, поэтому заставил дважды Никиту Михалкова сыграть эту роль. И боюсь, что маска отчасти…

Понимаете, во второй части этого продолжения — в «Цитадели» — было два эпизода, в которых мне почудился прежний Михалков. Вот если бы он снял одну картину, в которой были бы эти два эпизода, а именно возвращение Котова, его сон в этой бане, его разговор с Ильиным, а потом вот эта сцена, когда солдаты толкают машины и засыпают в процессе, и потом камера панорамирует на небо,— это прежний Михалков, это два великих эпизода. Всё остальное, конечно, никакой критики не выдерживает. Вот если бы только эти два эпизода остались — возвращение Котова и его понимание, что он не нужен больше, что он вернулся, а продолжения жизни для него нет,— это было бы грандиозно.

Михалков разучился вовремя…

Гренуя с Фаустом нельзя сравнить именно потому, что Фауст интеллектуал, а Гренуй интеллекта начисто лишен, он чистый маньяк. Мы как раз обсуждали со студентами проблему, отвечая на вопрос, чем отличается монстр от маньяка. Монстр не виноват, он понимает, отчего он такой, что с ним произошло, как чудовище Франкенштейна. Мозг – такая же его жертва. Маньяк понимает, что он делает. Более того, он способен дать отчет в своих действиях (как правило).

Ну а что касается Гренуя, то это интуитивный гений, стихийный, сам он запаха лишен, но чувствует чужие запахи. Может, это метафора художника, как говорят некоторые. Другие говорят, что это эмпатия, то есть отсутствие эмпатии. По-разному, это…

Видите ли, какая история. Пафос «Профессионала» в том, что в честном бою профессионала победить нельзя. Ему можно только выстрелить в спину. И те люди, которые вас, профессионалов, нанимают, никогда не побояться вас сдать и в спину выстрелить. Они покровительствуют вам только до поры. Это к вопросу о дьяволе — покровителе художника. То есть до какого-то момента он вам покровительствует, пока вы ему не мешаете. Дальше или Бог должен вмешиваться, или надо, извините, соскакивать с этой иглы.

Что касается Бельмондо, мне он всегда был важен тем, что он человек высококультурный. Всю жизнь играл бандита, а был сыном скульптора, таким действительно очень наслушанным, насмотренным,…

Оно держит двумя вещами. Во-первых, масштабным посылом. Потому что идея Косаковского действительно очень масштабна. Это идея понимания животного рациона как формы убийства, как формы эксплуатации. Человек не хищник. Масштаб заблуждения — или не заблуждения, а масштаб убеждения — удерживает и притягивает так же, как идеи Толстого даже в самых наивных его работах.

Ну и второе — конечно, потрясающий профессионализм. Вот это сочетание профессионализма в исполнении и благородного безумия или масштаба личности в замысле — оно гениально. И это действует. Потому что Косаковский вообще блистательный профессионал с идеями. А это сочетание, которое всегда в литературе и в искусстве…

Думаю, что из Мотыля в большей степени, потому что Пичул экранизировал те «Старые песни о главном», где очень элегантно пародировалось «Белое солнце пустыни». Я думаю, что скрытый гротеск, комизм, неправильные люди (гениальная формула Марголита: «Мотыль всю свою жизнь снимал неправильные фильмы про неправильных людей для неправильного зрителя», — так и было). Я недавно пересмотрел «Женю, Женечку и «Катюшу»» Мотыля. Мне по-прежнему не нравится эта картина, но я не могу не признать, что там в каждом кадре больше таланта, чем в подавляющем большинстве кино 60-х годов. А «Дети Памира» — вообще невозможно поверить, что это первая картина. Какая потрясающая свежесть, какая…