Согласны ли вы, что человек, лишенный страха смерти, все равно придет к идее творчества, но совсем на другом уровне: это творчество будет непонятно смертным?

Понимаете, из всех бардов, которые более или менее дружили, я думаю, дальше всех были друг от друга Высоцкий с Галичем. Но вы, не совсем правы, когда говорите, что со стороны Высоцкого это была профессиональная ревность. Конечно, он понимал, что Галич как поэт гораздо выше. Я вообще, знаете, с годами стал считать Галича все-таки равным Окуджаве. Я всегда думал, что Окуджава — гений, а Галич — талант. Нет, они оба были гении — при том, что у Окуджавы был чистый, богоданный дар, а Галич до своей гениальности скорее доработался, но при этом он был, конечно, человек феноменально одаренный.

Как здесь сказать? Видите ли, вот очень точно сказал Михаил Успенский: «Советская власть жестоко…

Смешное и страшное имеет общую природу. Как сказал один мой студент, и то, и другое работает с шоком. Поэтому чувство юмора абсолютно необходимо человеку, который занимается трагедией. При другом пересказе все трагическое становится комическим. Михаил Успенский однажды в послесловии к «Швейку» поставил для себя задачу пересказать Кафку на швейковском языке и пересказал «Превращение», как если его бы пересказал Швейк в пивной. Получилось очень органично. Иными словами, смешное и страшное – две стороны одной медали.

Писать я туда стал по приглашению Нелли Раткевич, жены Михаила Успенского. Они жили и работали в Красноярске. И Ленка Крупкина там же, редактор этой газеты. Раткевич там вела полосу про собак и вообще про зверье всякое. Успенский писал фельетоны. Они меня пригласили, и я несколько очерков, несколько колонок туда написал.

Просто, понимаете, у нас с Успенским были отношения такие: я его всегда воспринимал как старшего брата. Но если у меня появлялась какая-то новая работа, я его приглашал туда писать, и он всегда с удовольствием выполнял такие заказы, с невероятной тщательностью и вдумчивостью. Ну и я иногда писал заказы.

В смысле, я заказывал ему какую-то тему. Например, очерк о…

Вы себе не представляете, Влад, как я тоскую по Мише Успенскому. Это один из тех людей, чье отсутствие я ощущаю каждый день, и каждый день у меня появляется повод его вспомнить. Я слушал сегодня с Катькой «Башню Руан», и вспомнил, как мне впервые Михаил Успенский спел «Балладу о псах и трусах». Он как-то в воздухе вокруг меня, я говорю его цитатами, я перечитываю его книги постоянно со слезами. Но могу ли я о нем достаточно убедительно говорить? Мне кажется, что исследовать методы, которыми Михаил Успенский строил свою вселенную,— это задача для настоящих фольклористов, для адептов формального метода. Мне кажется, что Михаил Успенский — недоисследованный писатель, хотя и оцененный. Вот уж у кого…

Они ещё и друзья мои, причем Лазарчук — один из ближайших, поэтому что же мне говорить о моем отношении к творчеству? И Логинов прекрасный писатель, и Лазарчук — один из крупнейших современных прозаиков, достаточно вспомнить «Брата Иешуа» или «Опоздавших к лету», которые сейчас только что вышли таким прекрасным полным изданием. Нет, это два очень крупных писателя без всяких скидок на принадлежность к так называемому «фантастическому гетто», как его иногда пренебрежительно называют сами фантасты. Никакого гетто давно нет, фантастика стала мейнстримом, и среди работающих сегодня прозаиков Логинов, Лукин, Лазарчук сегодня, безусловно, занимают первые ряды.

Андрей Лазарчук был, кстати, гостем моей студии года полтора назад. Мы с ним в «Одине» час проговорили. Это один из моих близких друзей, один из моих любимых писателей. Я очень непримиримо отношусь к его взглядам, и к тому, что он пишет сейчас. И он очень непримиримо относится к моей позиции, но это не заставляет меня хуже к нему относится, потому что есть вещи, которые совершенно для меня уничтожают человека, он таких вещей пока не сделал. Мне очень больно, что он так жестко полемизирует с Яном Валетовым, чьи позиции мне, конечно, ближе. Мне очень мучительно, что Дяченки — Мария и Сергей Дяченко — фактически эмигрировали, и с их уходом Украина потеряла двух своих лучших писателей, просто лучших. Они…

Успенский сам когда-то на мой вопрос о том, в чём он видит главное обаяние Евгения Лукина, сказал: «В прелестной провинциальности». Но под провинциальностью он имел в виду, конечно, не второсортность, а имел он в виду внимание к потайной внутренней жизни России, которая всё-таки в провинции проистекает. И действительно, Лукин — замечательный летописец. В какой степени провинциален был сам Успенский, я сказать не возьмусь (в этом же опять-таки смысле). Он, конечно, эту внутреннюю жизнь русской души — не столичную — знал очень хорошо, но провинциален по большому счёту он не был, потому что он писал о той реальности, которой нет. Он писал не о Красноярске, в котором он всю жизнь прожил, а он писал о…

Нет, я не считаю так. Мне кажется, что и «Марш экклезиастов» — довольно сильная книга (и в особенности, конечно, «Гиперборейская чума»), она сделана гораздо интенсивнее, напряжённее, очень по-лазарчуковски. Поскольку я обоих авторов хорошо знаю (я до сих пор не могу об Успенском говорить в прошедшем времени), я не могу разделить, где кто. Я знаю, что вместе они образовывали третьего автора. Это очень редко бывает. У Стругацких так было. Аркадий и Борис по отдельности писали очень хорошо, но когда они вместе работали, в диалоге, мысль у них начинала работать с колоссальной скоростью и они разгонялись в дискуссиях до невероятных достижений.

Мне кажется, что и Успенский с Лазарчуком… Они…

Михаил Успенский был блистательным писателем, на которого наклеивали то ярлык юмориста, то ярлык сатирика. Сейчас выходит уже посмертно, к сожалению, их с Лазарчуком последний совместный роман, «Весь этот джакч» он называется,— вариация на тему «Обитаемого острова» в рамках этой же серии. Задумана была, помните, в мире «Острова» новая фантастическая серия. По-моему, блистательная вещь. Лучший роман Успенского, на мой взгляд,— это «Райская машина», довольно мрачная, с эпиграфом: «Чёрную игрушку сделал я, Ассоль!». И, конечно, их совместная с Лазарчуком (и потом ещё при участии Иры Андронати) трилогия о Гумилёве, по-моему, блистательная абсолютно.

Я много говорил об Успенском, у…