Вы прежде всего, конечно, ссылаетесь на Апдайка, хотя тетралогия о Кролике совсем не детская. Кролик, конечно, пошел с «Алисы». Потом в гениальном совершенно мультике «Иллюзионист» Сильвена Шоме, помните, там лейтмотивом является этот кролик, с чпоканьем доставаемый из цилиндра.
Кролик на самом деле, начиная с «Алисы», имеет тройную коннотацию, раз уж вас действительно интересует образ кролика, и в том числе у Апдайка. Прежде всего, это не кролик из «Алисы», а это бешено размножающееся существо, это существо, наделенное — как бы сказать?— невероятной потенцией и недостаточными средствами для того, чтобы её реализовать, потому что то денег у него хватает, то возникают какие-то у него проблемы морального свойства. В общем, кролик — это существо, которое все время хочет трахаться, во-первых, и во-вторых, которое слишком робкое, чтобы в полную силу этим заниматься.
Ну и третья составляющая, так сказать, третья коннотация кролика — это символ Playboy. Кролик — это плейбой животного мира. А плейбой — это прежде всего светский персонаж, со всеми чертами светского персонажа, с его конформизмом неизбежным. Потому что вот Капоте был, например, конформистом, и его извергла тусовка. Есть, разумеется, другие чисто кроличьи особенности, скажем, как его жажда респектабельности. Кролик же всегда пытается приодеться каким-то образом.
Ну, понимаете, Кролик в «Алисе», который все время со страхом кричит: «Мои ушки, мои усики!» — он, я думаю, в XX веке наибольшее сходство имеет со Сниффом, который тоже очень похож на кролика. Снифф — это герой саги о муми-троллях Туве Янссон. И, кстати говоря, он тоже постоянно кричит: «Уши мои! Мои уши!» И уши его — длинные и чуткие. Он — такой нервный кролик. Сейчас я впервые задумался, что Снифф (а sniff же ещё переводится как «всхлип»), Снифф, конечно, имеет корни, восходящие ко всем этим трусоватым зайцам из мировой литературы. Это, безусловно, по-своему очень привлекательное, но очень ненадежное существо.
Это же касается, кстати говоря, Кролика у Апдайка, в основном во главе, когда Кролик разбогател, в части, по-моему, четвертой, потому что… У Апдайка ведь вообще воспроизводятся всегда архетипы, готовые сюжеты. Он не изобретатель, а интерпретатор готовых схем — что уже собственно было очень наглядно и видно в «Кентавре». Вот Апдайк рисует своего персонажа Кролика именно как человека, утратившего свою идентичность и за это приобретшего респектабельность — вот так бы я сказал. Это сквозной сюжет американской литературы, когда человек потерял все лучшее, что в нем было, но за это приобрел стабильность.
Кстати, как это делает талантливый художник, ну, более талантливый, чем Апдайк… Апдайк — хороший писатель, но, в конце концов, Джозеф Хеллер был, конечно, в двадцать раз талантливее. Если вы просмотрите «Something Happened», то, что происходит там с Бобом Слокумом, тоже таким, ну, скажем так, более умным зайцем, более интеллектуальным, происходит с ним то же самое — он утрачивает спокойствие… то есть сначала утрачивает спокойствие, а потом обретает его заново, придушив собственного сына — главный объект его страхов, тревоги, главный объект любви. Если угодно, ситуация Муму. Ну и вообще это архетип американский, такой метасюжет американский: человек делал дело, делал карьеру, сделал ее, а навеки утратил все, что в нем было хорошего, «прелесть легкого движенья, чувство неги и стыда», вот если говорить по-пушкински (искажая, разумеется, цитату).
