Какое человеческое качество вы считаете главным?

«Семейное счастье» Льва Толстого — там герои проходят через очень интересные вещи, это такой гениальный эскиз «Войны и мира». Да полно, слушайте. «Укрощение строптивой» («Taming of the Shrew»). Многие говорят, что это сексистская пьеса. А я думаю, что как раз она о счастливой любви. «И роковое их слиянье, и… поединок роковой». Понимаете, это два молодых, здоровых, своевольных, очень красивых человека. И они играют в такую жестокую ролевую игру, эротическую по преимуществу. Это счастливая любовь? Конечно. Но это любовь конкурентов. Беатриче и Бенедикт у того же Шекспира («Много шума из ничего»). Потом, конечно, наверное, можно считать счастливой любовью отношения Инсарова и Елены…

Это как раз очень просто: именно потому, что нормальным состоянием человечества является фашизм, как сказал Михаил Успенский. Человек по-прежнему крайне уязвим перед любыми коллективными травлями. Для меня универсальным остается критерий Розановой: хорошим человеком является тот, кто умеет не присоединяться к улюлюкающей толпе. И не слишком уважать себя за это. Я боюсь, что человек не способен в массе своей защититься от влияния улюлюкающей или ликующей толпы.

О чем «Амнистия», можно сказать сразу. Она о милосердии и о том, что милосердие раздается не по заслугам и не по добродетелям, а милосердия достойны все. По Домбровскому, милосердия достойны прежде всего падшие, вот эти «не прощающие ни черта».  

Там очень неслучайное слово – «как открыты им двери хрустальные в трансцендентные небеса». Трансцендентности – внежизненной, надмирной – достигается теми, кто вышел за границы себя, кто попробовал в жизни рая и ада. Поэтому эта трансценденция открывается в лагерях… Я не думаю, что лагеря – это полезный опыт. Я, подобно Шаламову, считаю, что это опыт лишний. Но опыт такого огромного страдания и такого масштабного…

То, что тексты – это однозначно. Лимонов вообще был писатель. Как бывает театральное животное, так и Лимонов был литературным животным с какими-то врожденными способностями и блестящей литературной интуицией. Он знал, что делать, как писать, как увлекательно рассказывать о себе.

Я тут для одной статьи перечитывал его роман  «В сырах». Это не лучший его роман, поздний, роман в новеллах, составленный из кусков, самый сильный из которых – «Смерть старухи». Сильная там глава о брате. Вот он был наделен мистическим чувством местности, во-первых. Он действительно чувствовал «гений места»; лучше, чем кто бы то ни было из современников. А самое главное – он обладал даром увлекательно…

Да нет, конечно! Понимаете, в том и проблема, что дорога отцов утрачена. Вот это состояние растерянности, которое отобразила Волчек. Ведь Волчек — это режиссер, активизировавшийся во второй половине оттепели, ближе к ее концу. Она режиссер экзистенциального трепета, экзистенциального отчаяния. Меня один ребенок на моем курсе зарубежки спросил: «А почему, по-вашему, экзистенциальные ощущения всегда сопряжены с тоской и тревогой?» Да потому что это встреча со своим «я», это всегда тревога, «Страх и трепет» кьеркегоровский — кстати, книга довольно важная. Ощущение своего «я» — это всегда ощущение трагическое, и ощущение растерянности крайней отображено в фильме «Застава…

Ну что тут непонятного? Еще Мария Васильевна Розанова сказала: «Старость безальтернативна, как Путин». И добавила: «Если вы боитесь старости, у вас всегда есть возможность повеситься в молодости». Еще Бернард Шоу исчерпывающе высказался, заметив, что старость отвратительна, но ничего не поделаешь, это единственный способ жить долго. Единственность старости, ее безальтернативность, ее неизбежность — конечно, она страшнее войны потому, что война может вас не коснуться. А старость вас коснется.

Ну как же Авербах забыт? Во-первых, только что я как раз, виделся с его вдовой — Наталией Борисовной Рязанцевой. И, слава тебе господи, убедился в том, что женщин более умных, лучше владеющих собой, более строгих, более дисциплинированных в каком-то смысле и более прозорливых я просто сейчас не видал. Я могу её сравнить только с Марией Васильевной Розановой. И то, у Марии Васильевны Розановой более хулиганский темперамент. А Рязанцева — это какое-то чудо самообладания.

Конечно, для популяризации Авербаха она делает очень многое, хотя ей приходится таким образом популяризировать себя, потому что два лучших его фильма — «Голос» и «Чужие письма» — сняты по её сценариям, а «Объяснение в…