Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Какие произведения Сомерсета Моэма вам нравятся больше всего?

Дмитрий Быков
>50

«Луну и грош», безусловно. Причем я люблю не мысль, не пафос этого романа, не утверждение таланта любой ценой, не эти разговоры о том, что талант человеческий – это луна, а мораль – это шестипенсовик, грош. Я не исхожу их этого, мне просто нравится, как книга написана. Сам портрет Стрикленда очень убедительный – этого рыжего монстра, красногубого. Вампира этого. И сам автопортрет рассказчика тоже замечательный. И потрясающее по симфонической мощи описание последнего полотна Стрикленда: тут, конечно, имеется в виду гигантская картина Гогена «Где мы? Кто мы? Куда мы идем?», но написана она у Моэма с такой силой, что она лучше, чем у Гогена в реальности. Вот эта стенная роспись, когда он, уже слепой, пишет свою картину, невероятной красоты страшную, мощную живопись на стенах хижины прокаженного, – это же, наверное, самая убедительная картина искусства, самый мощный образ искусства. Прокаженный, который пишет эту божественную живопись свою. И эта груда тряпья, которая была когда-то Стриклендом, – это невыносимая сцена. И Ата, которая поджигает хижину и уходит в лес, а потом возвращается обратно к людям. Это что-то нечеловеческое.

Да, и последний абзац,  о сыне Стрикленда и Аты: говорят, что он добрый и красивый юноша. Вечером он пляшет на палубе под визгливые звуки концертины. В этой набедренной повязке, над ним – сколько хватает глаз – созвездия, а вокруг – густая синева Тихого океана. Совершенно симфоническая проза, что по-английски, что по-русски! Вообще, последние 20 страниц «Луны и гроша» – это органное звучание. Хотя там все хорошо.

Что касается рассказов. Конечно, Лучшая его книга – «Эшенден, или Британский агент». И вот, собственно, у меня «Эшенден» на самой дорогой, золотой полке стоит, вместе с Киплингом. Двухтомные рассказы Моэма, отобранные и прокомментированные им самим. Вот мои любимый двухтомник. Наиболее потрепанный том – тот, в котором содержится «Эшенден». И сколько бы я ни перечитывал «Безволосого мексиканца», я испытываю такое наслаждение. И, конечно, совершено гениальный рассказ «Белье мистера Харрингтона». Это просто высочайший класс. Во-первых, там потрясающий портрет русской женщины Александры Кропоткиной. Ну и во-вторых, там изумительные прокладки между этими рассказами. Это роман же такой, роман в рассказах, цикл. И между новеллами нам совершенно гениально сделаны маленькие такие рассказики («Орел и решка», по-моему, самый лучший, где они решают взорвать, по-моему, завод; может погибнуть огромное количество людей… и узнав ответ, «прочитав шифровку, Эшенден вздохнул с облегчением»). Но что в шифровке, мы не узнаем. Ответ остается за пределами рассказа. Нет, вообще шпионские рассказы Моэма – это самый точный портрет его души. Души глубоко христианской, преданной родине, потому что и родина христианская. Но все время в нем мучительно борются человек, художник и разведчик. И в этой борьбе трех начал, из которых, конечно, разведчик самый гуманный, проявляются человеческие качества. И потом, это все-таки написано очень здорово.

Нет, «Эшенден» – это книга, которую я рекомендовал бы всем, не в депрессию погруженным, нет. Для депрессии Моэм, пожалуй, слишком хорошо, слишком требует встречного усилия. А вот радость, понимаете, радость… Всем, кто живет ангедонией; всем, кто радости лишен, Моэм это чувство транслирует.  Надо, конечно, не забывать, надо периодически обращаться, как мне кажется.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Правда ли, что Уильям Моэм был в России в 1917 году с секретной миссией?

Да, был, конечно, но мы же говорили о «нашем мире», то есть о России советской. В Советскую Россию Моэм не приезжал никогда. В России он был летом 1917 года и написал об этом замечательный рассказ «Белье мистера Харрингтона». Он входит в роман как глава… входит в роман «Эшенден: или британский агент». Но это Россия между революциями. Россию советскую, ленинскую, в отличие от Моэма… т.е. в отличие от Уэллса, он никогда не захотел посетить, и она была ему совершенно не интересна. Он принимал у себя советских писателей.

Вот Шоу поехал, и Шоу виделся со Сталиным, и остались у него самые лестные впечатления. А вот Моэм понимал, что здесь может получиться. Но надо сказать, что отношение Моэма к России…

Если ли произведения в мировой литературе, которые вызвали волну самоубийств, как это было с романом «Страдания юного Вертера» Иоганна Гёте в Германии?

Слушайте, сколько угодно! Например, после «Бедной Лизы»:

Под камнем сим лежит Эрастова невеста:

Топитесь, девушки, в пруду довольно места.

То, что волна женских самоубийств на почве несчастной любви, причем не  только среди простолюдинок (простолюдинки не читали Карамзина), вполне себе имело место. Более того, многие волны суицидов и вообще такого жизнестроительства в подражание литературе очень характерно для Серебряного века. Сколько народу – и об этом Леонид Мартынов пишет в «Воздушных фрегатах» – перестрелялось после самоубийства Отто Вейнингера. Насчет литературных героев – тоже  бывало. Анна Каренина не вызвала такой…

Не кажется ли вам, что прогрессорство – ошибка мира Полдня Братьев Стругацких, которая вскоре его погубит? Прав ли Тойво Глумовыс, который сказал, что вся идея прогрессорства стоит на догме об абсолютности добра и зла?

Нет, Тойво Глумов – вообще ненадежный свидетель и ненадежный рассказчик, на него полагаться нельзя. Тойво Глумов – жертва, но не прогрессорства, а прогресса. Он оказался выродком, если угодно, если продолжать идею «Обитаемого острова». В третьей части трилогии всего лишь обыгрывается идея из первой. Выродки – тоже продукт естественной эволюции. Выродки – это, условно говоря, людены Саракша. А поскольку Тойво Глумов сам выродок, заложник этой трагической ситуации, что приводит его к взаимному непониманию с женой, со старшим другом Каммерером. Естественно, что Тойво Глумов ненавидит прогрессорство и ненавидит прогресс. Поэтому он с таким пылом набрасывается на поиски других люденов, он…

Можно ли рассматривать сюжеты «Божественной комедии» Данте Алигьери и «Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэролла как типологически сходные? Можно ли сказать, что эти авторы через загробный мир или мир сна выстраивает новую систему ценностей? 

Нет, я не думаю, что есть тут общее. К тому же, так сказать, все, что их объединяет – это тема сна. И то Данте видит не сон, он в лесу не заснул, он в лесу увидел таинственный ход – такую же кроличью нору, как у Алисы. И Алиса падает не в ад, Алиса попадает в WonderLand, Страну чудес – мрачную,  тяжелую, но не космогоническую, не такую серьезную. Наличие Белого кролика (путеводителя) не делает этого его Вергилием, не делает Алису Данте. Мне кажется, что не все космогонические путешествия, вообще не все странствия по центру Земли являются божественными комедиями. Хотя, конечно, перспектива чрезвычайно соблазнительна.

Верите ли вы в мужскую эволюцию Бенджамина Баттона из рассказа Скотта Фицджеральда?

Я вообще считаю, что это самая точная метафора. Потому что человек рождается стариком, а умирает молодым. В том смысле, что ребенок сталкивается с самыми серьезными, самыми взрослыми вызовами, самыми масштабными. Первое предательство, первая любовь, первая смерть, первый страх. Я помню экзистенциальный ужас в детстве моем по ночам, он был невероятно страшен, это ощущение, что ты — это ты, и сейчас это ты, и что ты отвечаешь за каждый свой шаг, за каждый свой выбор. Это было очень сложное ощущение, но я его помню. Это у Куприна очень хорошо описано в «Поединке» в разговоре Ромашова с Шурочкой. Так что мне кажется, что ребенок рождается более взрослым, а потом приспосабливается, что-то теряет, что-то…