Как вы относитесь к Эдгару По? Не могли бы вы назвать ваш топ-5 его произведений?

Мария Башкирцева, действительно, вызывала невероятное любопытство даже у Мопассана, который был устойчив к всякого рода женским чарам и навидался крайностей человеческой природы, что не видел, то вообразил, но даже она, когда она писала ему письма, вдохновила его, во-первых, на несколько очень остроумных ответов, а во-вторых, на несколько сюжетов. Есть у него этот сюжет о русской чахоточной красавице, неотразимо действующей на француза в одной из новелл. Мне кажется, что Башкирцева привлекательна сразу несколькими чертами. Во-первых, как писал Эдгар По: «Самое поэтическое — это смерть прекрасной женщины». Не будем столь кровожадны, но, конечно, молодое прелестное существо,…

Нет, не встречались. Я думаю, что Пушкин и не читал Эдгара По, хотя его познания в английском были недостаточны, чтобы произносить, он не знал, как произносится (произносил на французский манер), но достаточны были, чтобы читать Байрона в оригинале и разбираться. Уже в 1820 году были такие попытки. Но Эдгара По он не читал. Во всяком случае, никаких свидетельств на эту тему у нас, к сожалению, нет. А интересно было бы. Я думаю, интереснее было бы, если бы Гоголь, такой близкий, его бы читал. Потому что их удивительные совпадения — страх перед пробуждением в гробу, слишком часто педалируемая тема любви к мертвой красавице — наводят на мысль об астральном двойничестве. Вот они бы, я думаю, нашли общий…

Да нет, почему же? Де Сад считал подобное. Страдание и смерть красивых женщин как-то возбуждают известный род читателя. Я не думаю, что это самая поэтическая материя, да и, честно говоря, практика мировой культуры это никак не подтверждает, но может быть, Эдгара По в силу его биографии, в силу трагической судьбы Вирджинии, действительно больше всего волновала обреченная красота.

Для меня несомненно, что английский язык повлиял на Набокова радикальным образом. Переход на английский язык привел к огромным сдвигам в его литературе. Русские рассказы Набокова гораздо хуже романов. Американские рассказы Набокова лучше романов в разы, особенно поздних, последних. Почему? Потому что сама форма англоязычного рассказа, сжатого, энергичного, с его многослойностью, многосмысленностью, с его сновидческой природой, сама традиция американского рассказа, восходящая к Эдгару По, она повлияла.

Из рассказов Набокова — хотя у него были гениальные русские рассказы — ушла вот эта пленительная, расплывчатая туманность. Туманность русского заката. Его рассказы стали…

А когда еще? Эдгар По — это писатель для впечатлительных детей. Потом, понимаете, у меня есть такая точка зрения, что подросток не растет. Тот возраст, который человек приобретает в 15-16 лет, — его психологическое состояние остается неизменным, он может лишь приобретать какие-то навыки. Дальше можно только деградировать. То есть можно огрубеть, заветриться, как колбаса. Можно утратить и точность переживаний.

Но боюсь: среди сражений
Ты утратишь навсегда
Скромность робкую движений,
Прелесть неги и стыда!

Ты тратишь это, ты перестанешь быть таким эмпатичным, сострадательным, умным. Я думаю, что в мои 7 я был умнее, чем сейчас. Не боюсь абсолютно…

Он такая новая версия Эдгара По. Очень талантливый человек, но как все люди мистически одержимые, немножко склонный к фашизму, немножко склонный, как мне кажется, к переваливанию ответственности с человека на некие силы и так далее. Очень реакционный человек. Хотя при этом как мистический писатель он, конечно, один из лучших в Америке 30-х годов. Просто по настроению, по колориту, по великолепно придуманной атмосфере этих приморских городов и выползающих оттуда чудовищ.

Мы как-то были с Катькой в Паламосе — это такой лавкрафтовский город! Мы просто как увидели, что город к полуночи пустеет, так и представили, что всё, кранты. Сейчас выползут из моря эти жуткие сущности…

Оэ Кэндзабуро — хороший писатель, но скучноватый. Футболок с писателями у меня довольно много. Просто Хэм и По — это самые удобные футболки.

Есть у меня футболка и с собой — мне ее подарили. Но в ней я стараюсь не ходить. Что-то как-то нескромно получается. Футболка с вомбатом очаровательна. Может быть, с вомбатом приду, а так подумаю. Есть у меня футболка с Германом Мелвиллом. Наверное, надо будет в ней прийти. С Моби Диком.

Понимаете, они же покупаются не по принципу любви к писателям. Так бы я купил Ги ди Мопассана, наверное, или Труменом Капоте. С Александром Пушкиным — охотно. С Францем Кафкой у меня есть футболка. Но они покупаются по принципу комфортности. Если она удобная, если…

Лучше подумайте, как объяснить появление одновременно двух таких феноменов, как Гоголь и Эдгар По, которые прожили примерно одинаково по времени, внешне были очень сильно похожи, и самое главное, больше всего при жизни боялись быть погребенными заживо. И этот страх преследовал их, и об этом они больше всего писали. Вот появление такой странной мании, фобии у двух романтиков…

Кстати говоря, Гоголь и Эдгар По — сравните «Страшную месть» и, скажем, «Падение дома Ашеров» или «Маску красной смерти». Гоголевская готика и готика Эдгара По очень похожи. Это легко объяснить, конечно, общими немецкими корнями, общем влиянием Гофмана — огромным, я думаю, в обоих случаях. Но, конечно, Эдгар По и…

Трудно сказать, они разные. Я думаю, что Эдгар По, во всяком случае, как писатель гораздо разнообразнее, чем Лонгфелло, хотя бы потому, что он и поэт, и прозаик, и теоретик искусства. Лонгфелло прежде всего поэт. Как лирик он сильнее Эдгара По, глубже, умнее, но Эдгар По гораздо музыкальнее.

Ну, с Лавкрафтом всё сложно. Лавкрафт, безусловно, в какой-то степени сродни Эдгару По, он вторичен очень по отношению к нему. Но у Лавкрафта его готическая проза тесно связана с его готическим мировоззрением, с его уверенностью в том, что мир лежит во зле, что человек беспомощен, что человек — по сути, разумное животное, такая разумная рыба, выползшая на берег. Отсюда, кстати, мистические и часто нацистские увлечения Лавкрафта. Ну, осторожно я об этом говорю, потому что у него разные бывали взгляды на протяжении жизни, но связь между мистикой и тоталитаризмом довольно прямая. И фашистская мистика… Я не хочу сказать, что Лавкрафт был фашистом, но я хочу сказать, что путь, по которому он шёл, легко…