Имеют ли мемуары Никиты Хрущева художественную ценность?

Ну, видите, между «Слепой красавицей» и «Приключениями Буратино» существует масса таинственных сходств, которые я попытался как-то проанализировать в книге о Пастернаке. Мне кажется, глава «Слепая красавица» там одна из удачных, там присутствует некая новизна. Дело в том, что у Пастернака сложилось, я думаю, к 1959 году чёткое ощущение, что российская культура — это крепостной театр. А вот что будет с этим крепостным театром, когда его отпустят на свободу,— это вопрос. Конечно, Пастернак писал это, вдохновляемый датой. 1961 год, к которому он приурочил окончание пьесы,— это годовщина 100-летняя отмены крепостного права в России. Он её сопоставлял до известной степени с реформами Хрущёва, с…

Нет, конечно, то, что он Борис — это ещё ни о чем не говорит. Понимаете, найти прототип Ельцина исторически — можно, а вот литературный — довольно трудно. Генерал Топтыгин, наверное. Понимаете, у меня отношение к Ельцину вообще довольно скептическое. Я ему за многое благодарен, он много сделал прекрасного, и многие люди, приведенные им во власть, замечательные, но другие люди, приведенные им во власть, чудовищные. И он не был последователен, он все время шел на обострение ситуации, потому что только в обострившейся ситуации умел действовать. Поэтому он загонял Россию в ситуации экстремальные, и он до такой степени скомпрометировал в России любые перемены, что до сих пор нас пугают Ельциным, хотя…

Видите ли, Неизвестный, много раз подчёркивал сам, что его конфликт с Хрущёвым был не диссидентским, а он просто претендовал на то, чтобы с ним уважительно разговаривали. Он на фронте не боялся или преодолевал, по крайней мере, свой страх — так что ж ему было бояться генсека?

В чём суть его конфликта и в чём причина? Я могу вам сказать, но это вообще отдельный и большой разговор, который уже не имеет прямого отношения к Неизвестному (да пожалуй, что и к Хрущёву). Вы задумались бы вот о какой штуке. На каком основании Хрущёв матом орал на художников? Каково было его моральное право? Все, кто читали… А многие, кстати, просят почему-то лекцию о Хрущёве. Ну, ребята, он не был писателем, а мемуары его…

Ну а что вы от Дементьева ждёте какого-то эстетического прорыва или прорыва редакторского? Я вообще не очень люблю этого поэта, не очень хорошо отношусь к нему как к редактору. Дело в том, что Дементьев — он же не герой, не борец. Для того чтобы напечатать Высоцкого в 70-е годы, от журнала «Аврора» и от альманаха «День поэзии» требовались какие-то подвиги, что-то титаническое. Я в «Новой газете» писал, что для того, чтобы легализоваться в качестве поэта, Высоцкий даже к Хрущёву поехал, хотя Хрущёв уже ничего не решал. Ему это очень было важно, он говорил: «Это мой гражданский долг». А почему-то люди этого не делали. И чем спрашивать, почему Дементьев не печатал то и то, вы лучше спросите себя: а…

Вот если кто умеет писать страшное, так это Маша Галина. Она живет в Одессе сейчас, вместе с мужем своим, прекрасным поэтом Аркадием Штыпелем. И насколько я знаю, прозы она не пишет. Но Маша Галина – один из самых любимых писателей. И вот ее роман «Малая Глуша», который во многом перекликается с «ЖД», и меня радуют эти сходства. Это значит, что я, в общем, не так уж не прав. В «Малой Глуше» есть пугающе страшные куски. Когда там вдоль этого леса, вдоль этого болота жарким, земляничным летним днем идет человек и понимает, что расстояние он прошел, а никуда не пришел. Это хорошо, по-настоящему жутко. И «Хомячки в Эгладоре» – очень страшный роман. Я помню, читал его, и у меня было действительно физическое…

Гренуя с Фаустом нельзя сравнить именно потому, что Фауст интеллектуал, а Гренуй интеллекта начисто лишен, он чистый маньяк. Мы как раз обсуждали со студентами проблему, отвечая на вопрос, чем отличается монстр от маньяка. Монстр не виноват, он понимает, отчего он такой, что с ним произошло, как чудовище Франкенштейна. Мозг – такая же его жертва. Маньяк понимает, что он делает. Более того, он способен дать отчет в своих действиях (как правило).

Ну а что касается Гренуя, то это интуитивный гений, стихийный, сам он запаха лишен, но чувствует чужие запахи. Может, это метафора художника, как говорят некоторые. Другие говорят, что это эмпатия, то есть отсутствие эмпатии. По-разному, это…

Вот это и есть прием. Вот это и есть талант. Мы не знаем и никогда не узнаем, как она с ним связана. А просто все связано со всем. В письмах матери героя, сумасшедшей, доживающей в сумасшедшем доме, в письмах её к сыну зашифровано имя Дзампано. А она ничего о нем не знает, скорее всего, просто в мире действует общая сила, которая двигает людьми, как марионетками, а люди понятия об этом не имеют. Это прием Данилевского, иллюстрирующий эту мысль. Это просто чтобы вам было страшнее. А никак она не связана. Так-то проще всего подумать, что у нее что-то было с Дзампано и, может быть, он — отец героя… Допускайте все, что угодно. А важно, что все в мире связано со всем. Вот и все.

Да не ждала, они и так ее уничтожали. И я не думаю, чтобы задумана была ловушка, чтобы заманить ее сюда. Разумеется, было очевидно, что Эфрона после убийства Рейса они заберут. Вопрос о степени его участия там — был ли он только шофером, убивал ли,— это дискутируется. Но то, что для Эфрона не было пути, кроме бегства в Россию, это очевидно. А для Цветаевой бегство было совершенно не императивным. Она могла остаться там с Муром, но она же написала: «Вот и пойду, как собака». Она же писала ему в письме: «Я буду за вами ходить, как собака». И двадцать лет спустя написала в той же тетради: «Вот и пойду, как собака».

Я не знаю, осталась ли Цветаева в живых, если бы они остались с…

Тут довольно спорны мои мнения. Мне кажется, что Хеллера никак нельзя миновать, и позднего Хеллера в том числе, хотя наиболее известен ранний и средний, то есть «Уловка-22» и «Что-то случилось». Но мне кажется, что и «Picture this» и «Closing Time», продолжение «Уловки», и последний автобиографический роман — мне кажется, это безусловно читать надо. Мне кажется, из Дэвида Фостера Уоллеса необязательно читать все, но по крайней мере некоторые эссе и рассказы, этого не минуешь никак. «Corrections» Франзена, мне кажется, тоже нельзя миновать никоим образом. Кстати говоря, «Instructions» Адама Левина тоже хорошо было, очень занятная книга, хотя чрезмерно затянутая, на мой взгляд. Ну и «Тоннеля»…

Конечно, Кавалеров не автопортрет. Кавалеров — автопортрет ровно в той степени, в какой сам Олеша в это время чувствует себя вытесненным из жизни, находящимся вне мейнстрима, в той степени, в какой он испытывает зависть, безусловно. Но эта зависть совершенно другой природы. Кавалеров, как и Олеша, истинный поэт зависти. Во всей сложности, во всей дуальности этого чувства.

С одной стороны, это чувство собственной неполноценности, собственной выбитости из жизни. С другой, это чувство некоторого сострадания и высокомерия по отношению к Андрею Бабичеву, потому что у Бабичева перспективы очень плохие. И Кавалеров прекрасно понимает: те, кто вписан в эпоху, гибнут вместе с ней, а те, кто,…