«Иисус Христос — суперзвезда» — это постмодернизм или некая интерпретация Евангелия?

Потому что Инна Туманян была очень классным режиссером прежде всего. Злободневны они потому, что главная проблема там — это проблема соучастия. Кого можно называть соучастником, до какой степени можно участвовать в чужой судьбе? Более того, до какой степени вы можете отвечать за чужую судьбу? Можно ли назначать другого ответственным за свою судьбу? Туманян отвечает: нет. Она говорит предельно жестко: у человека соучастников нет, он один. Я хорошо помню, как Туманян после премьеры фильма говорила о нем на совете «Ровесников». Она сказала: «Ребята, ответов нет, рецептов нет, решения принимаете только вы сами».

Она вообще была человек такого экзистенциального взгляда на мир, она…

Она не только в Италии была важна. Италия всегда была довольно прокоммунистической, довольно левой страной, и весь неореализм вообще-то вдохновлялся идеями, как минимум, антибуржуазными. Этот пафос есть и у Феллини, этот пафос есть и у Де Сики, у Антониони, и даже, страшно сказать, у аристократа Висконти есть этот пафос. Поэтому Джанни Родари — всего лишь такой пылкий общественник, который по глупости и молодости побывал фашистом, в молодежном движении при Муссолини, потом стал таким же страстным коммунистом. Я думаю, что Родари был гениальным сказочником, действительно великим. И «Путешествие голубой стрелы», и «Сказки по телефону», и «Джельсомино в стране лжецов» — это все очень высокий…

Знаете, смотрите Антониони, честное слово. Я в последнее время почему-то с особенным интересом смотрю картины, которые я никогда не любил. «Затмение», «Ночь» — уж совсем не любил, и скучно, и претенциозно мне казалось. А сейчас я на Монику Витти смотрю с каким-то особенным любованием. Может быть, потому что Моника Витти — идеальная героиня, та женщина, по которой мы сегодня тоскуем: умная, честная девушка среди тотально врущих людей. Или вот Жанна Моро сама изломанная довольно, в «Ночи». Моника Витти — это образ честного человека, исповедально честного среди людей, которые врут на каждом шагу. Так что я бы на вашем месте устроил бы себе просмотр Антониони под Новый год, особенно моего любимого…

Я не уверен, что это будут тёплые слова. Я не люблю Кортасара. И мне кажется, что и на фоне Маркеса, и на фоне даже Борхеса он олицетворяет собою всё то, что я не люблю. Чёрт, как же это сформулировать?.. Вот «Киндберг» — самый такой рассказ, в котором ярче всего сказались 60–70-е годы, конец 60-х, вырождение и кризис 60-х. Он гениально придумал формы «Игры в классики», гениально придумал «Модель для сборки», но содержание этих книг беднее и примитивнее их формы, а самолюбования много.

И вообще, знаете, весь Кортасар наиболее ярок в фильме Антониони «Blowup» («Фотоувеличение»), который и есть экранизация собственно картасаровских «Слюней дьявола». Я не люблю в нём самолюбования (ну, это бог…

Прежде всего, это Вахтангов. Понятие театра как дома, театра как дома многофункционального, где читают поэты, где собираются театралы и философы, где атмосфера главное, атмосфера студии. И сохранение этой азартной атмосферы, перманентного творчества, мозгового штурма — это есть и в «Принцессе Турандот», и в лучших спектаклях Серебренникова. Как вам сказать, такая стихия театральности. Какие-то ее элементы были и у Анатолия Васильева, более строгого мастера, как мне кажется. У Мейерхольда их не было, потому что несмотря на всю отвагу его экспериментов, в театре господствовала довольно-таки монастырская дисциплина. Не скажу «казарменная», но монастырская. А вот студийный дух…

Понимаете, я не думаю, что у меня прохладное отношение к этому фильму. Я к этому фильму равнодушен. Нет, понимаете, если ты берешься экранизировать такую вещь, как «Мастер и Маргарита», тебе мало напроситься в соавторы к Булгакову. Тебе надо прочесть этот роман по-своему, тебе надо предложить концептуально иное прочтение книги, актуализировать в ней какую-то другую линию, например, показать, что такие, как Воланд и Пилат, единственные, кто может управлять этим миром. И они поэтому присланы сюда. Вот, скажем, визуализировать как-то концепцию Александра Мирера, что настоящий Христос как бы разделен у Булгакова на ипостась силы (условно говоря, на Пилата и Афрания) и ипостась добра (условно…

Знаете, может быть, Жирардо… Тут, понимаете, поневоле начинаешь искать какой-то идеал внешности. Я не знаю, Бриджит Бардо в молодости, времен «Бог создал женщину». Или, может быть, я обожаю всех красавиц европейского кино 70-х годов, но я не могу же я сказать, что моя любимая актриса – Джулия Кристи или Сильвия Кристель. Хотя так совпало, что они ближе всего к моему идеалу женской красоты.

Из нынешних… Понимаете, в русском кино у меня есть четкий идеал женской красоты, это все понятно. Это Вера Глаголева. Я когда ее видел, у меня всегда дух перехватывало. Я никогда не мог смотреть на нее просто как на человека, она всегда была для меня таким божеством. Из ныне живущих зарубежных актрис мой…

Я думаю, в первую очередь Вахтангов, студийный дух. Фоменко же общался, варился в той сфере, что и «Наш дом» — театр МГУ, и Марк Розовский. Это все была более-менее одна тусовка. Розовский, конечно, большой режиссер, создатель большой истории. И потом, Фоменко (я думаю, эта связь еще не исследована) очень много взял у комедии дель арте, у комедии масок. И в большинстве его спектаклей помимо духа студийности легко опознаются те или иные очаровательные маски, типажи одни и те же. И актеры у него умели эту масочную культуру великолепно воплощать, почему, собственно, и Крымов сумел сделать в театре Фоменко эту «репетицию» «Дон-Жуана».

Нет, я так совершенно не думаю. Просто в фильме Гостева «Беспредел» показано то, чем обернется революция в России. Она обернется беспределом. Но сказать, что она невозможна и что она всегда будет оборачиваться так, беспределом,— нет, нельзя. Это верное предсказание о том, какова будет природа российских перемен. И Руслан Чутко, который сначала сыграл Плюмбума, а потом главного героя «Беспредела», он, мне кажется, многое почувствовал. Хотя «Плюмбум», конечно, как фильм, как произведение искусства, как метафора гораздо выше, чем «Беспредел», гораздо талантливее. Видите ли, то и произошло в России, что свобода выразилась в издевательстве над самой идеей свободы. Это очень горько. Наверное,…