Что вы думаете о творчестве Салли Руни?

Знаете, насколько я сложно отношусь к роману «Нормальные люди»,  настолько я обожаю картину. И не только потому, что там два фантастически обаятельных актера. Я даже не знаю, кто из них мне больше нравится. И не только потому, что там великолепные любовные сцены. А я должен вам сказать, что снимать любовные сцены еще труднее, чем писать.

Кстати, с моей точки зрения Салли Руни плохо пишет эротические эпизоды. Когда там герой про героиню говорит, что она «вся белая и мягкая, как тесто», – это просто очень плохо сказано. И неинтересно.

А вот когда это снимается, когда они играют, – да. Да и вообще, фильм мне нравится гораздо больше романа. Я еще хотел бы подчеркнуть разницу…

«Нормальные люди» – хороший роман и еще более хороший фильм, в первую очередь благодаря двум совершенно очаровательным актерам. Дейзи – совершенно очаровательная актриса британская, но они оба очень хороши. Вот еще что удивительно. «Нормальные люди» – это действительно очень простая история. Даже примитивная. Понятно, что это отчасти любовь барышни и хулигана; понятно, что все сюжетные матрицы там налицо. Но есть какая-то человечность в этом, какая-то чисто человеческая составляющая. Понимаете, двое застенчивых  – при всей разности их статуса – умных подростка всерьез преодолевают мучительные физиологическое, социальные, возрастные барьеры. И в самой серьезности, с которой…

Видите ли, Троепольский (начнем уже, так сказать, от яиц Леды) очень серьезный сатирик, начинавший в 60-е годы, печатавшийся в «Новом мире» у Твардовского. «Белый Бим» появился в почвенническом «Современнике», а вообще-то Троепольский совсем не почвенник. Троепольский — автор «Чернозема». «Чернозем» — как раз такой довольный конъюнктурный роман. Не конъюнктурный — советский. Вот эти его записки про Прохорова 17-го — это было такое довольно веселое чтение. Он очеркист класса Овечкина, как мне кажется, и писатель довольно глубокий. Воронеж не зря им так гордится.

«Белый Бим Черное ухо» — это самое известное, но далеко не самое совершенное его произведение. Лучшим его текстом был бы так…

Писал о нём подробно, у меня большая статья в «Новой газете» была о «Виноваты звёзды».

Понимаете, чем мне нравится Грин? «Бумажные города» — в меньшей степени, хотя это тоже очень милая книжка. Но вот именно «Виноваты звёзды». Почему у нас так не пишут? Главный рецепт: эта книга написана о детях, как о взрослых. Мариам Петросян близка к этому: книга написана как бы о детях-инвалидах, но написана о них, как о волшебниках, о сверхлюдях, о красных драконах и так далее.

Мне кажется, что Грин написал смешной и трагический роман, роман на уровне Лемони Сникета, которого я, кстати, ценю чрезвычайно высоко. Я знаю, что это псевдоним Дэниела Хэндлера. На уровне «33 несчастий». Я люблю гротеск. Я…

Я не очень хорошо к ней отношусь. Я люблю Тендрякова раннего, в котором действительно есть такой тугой узел, есть ощущение неразрешимых советских проблем. Но я не очень люблю «Ночь после выпуска» именно в силу того, что там, понимаете, в душной, страшно душной атмосфере начала 70-х делается попытка постановки моральных вопросов. А в аморальной ситуации моральных выборов не может быть.

Как и «Шестьдесят свечей», как и «Расплата» — это всё квадратура круга, понимаете, трисекция угла. Это всё попытка разрешить неразрешимую задачу. Такое себе колумбово яйцо. И мне кажется, что особенно наглядно это в «Ночи после выпуска», когда в советской школе, полной лжи, выпускники пытаются найти для…

Понимаете, ощущение смертной скуки — оно оттого, что это просто книга, написанная человеком, как ему кажется, очень хорошо понимающим законы строительства литературы. Вот такое чувство, что Ханья Янагихара посетила несколько курсов писательского мастерства и написала книгу, содержащую так называемые хуки — крючки, которые вживляются в читательскую плоть и за нее дергают. Это очень плохая книга.

Мне кажется, что Донна Тартт делает то же самое. Хотя Юлий Дубов считает Донну Тартт великим писателем, а Дубов сам достаточно большой писатель, чтобы я верил его мнению. Может быть, он прав. «Тайная история» вполне себе ничего, но «Щегла» я считаю абсолютно дутой величиной.

Вот что касается фэнтези. Понимаете, какую-то великую роль этого жанра, не столь мною любимого, я осознал в середине 90-х, когда наш собеседниковский Руслан Козлов дал почитать свой роман «Остров Буян». Я от кого угодно мог ожидать такой роман, но Козлов – известный политический журналист, он редактировал «Смену» ленинградскую, он автор первой публикации о «Митьках», он и открыл их как течение. Он был автором первого ответа Нине Андреевой на «Не могу поступиться принципами». Когда все замерли, думая, что это произошел поворот в правительстве, а вот Козлов взял и написал очень резкую и язвительную статью «Не могу молчать».

Я знал его как очень сильного публициста. Он замечательно писал,…

Я высоко, положительно оцениваю эту пьесу. Я читал мнения многих фанатов. В «Новой газете» в понедельник у меня выйдет большой разбор этого произведения, я постарался без спойлеров. Мне там два момента особенно понравились. Понравилось, что главная злодейка — всё-таки женщина. Этого со времён Миледи не было. Не сочтите это за спойлер, это для меня важно. Ну и потом, какие спойлеры? Всё это давно напечатано в Сети.

Что касается второго важного для меня открытия. Там потрясающе дана тема родительского бессилия, когда ты понимаешь, что ты хочешь мальчика своего или девочку защитить от боли, а Дамблдор с портрета отвечает: «Боль должна прийти. И она придёт». И тогда почти буквально…

Ребята, я не вижу принципиальной разницы. Я с детьми говорю так, как со взрослыми. Вот как раз сегодня студенты – и меня это очень тронуло – пришли на встречу с русским лектором, и один мне прямо сказал: «Я впервые после ваших семинаров почувствовал ужас ответственности, взрослый ужас жизни». Я этого совсем не хотел, но в каком-то смысле, наверное, и хотел.

Я не вижу разницы между студентом и профессором, а может быть, студент еще и лучше. Я не льщу молодым, не пытаюсь к ним подольститься. Слава богу, у нас неплохие отношения. Я не вижу принципиальной разницы между взрослыми и детьми. Я со своим сыном Андреем всегда говорил как со взрослым. Может быть, иногда слишком жестко. И с Шервудом та же…

Во-первых, они хорошо написаны, быстрое действие... Во-вторых... Это хороший вопрос, я сам не знаю, я даже Харлану Кобену не мог объяснить, чем меня цепляют его романы, он тоже очень удивился. Меня цепляет то, что стартовая ситуация большинства его романов (сейчас вышел новый, который называется «Дураков нет») – это или внезапное исчезновение персонажа, или его внезапное появление. Ребенок внезапно появляется на стоянке парковки, а где он был, куда его родители делись, – не понятно.

Меня вообще цепляют истории с тайнами, но, если говорить серьезно, одна из самых больших тайн, это как цветение в разные сроки, такой приспособлительный механизм растения... Люди исчезают из поля зрения…