Собственно, на безупречной своей оригинальности, часто им отслеживаемой и подчёркиваемой самим, Эдуард Лимонов и поднялся, поэтому очень трудно найти такой аналог. Сейчас я подумаю, подождите. Я не считаю, что «Это я — Эдичка» истерическая книга. Я считаю, что это книга исповедальная. В этом смысле, кстати, мне больше нравится «Дневник неудачника». Это просто ещё более стихи, она поэтичнее, в каких-то вещах откровеннее и тоньше. Пожалуй, из вещей близких эмоционально и интонационно я привёл бы «Отчаяние» Владимира Набокова, наверное. Вот это замечательная книга тоже, и тоже очень истерическая.

Нет, не любовь слепа. Ну что вы? «Любовь слепа»,— это там произносит один из самых пошлых персонажей. Тема слепоты вообще у Набокова очень важна, но Кречмар слепнет физически. Он слеп именно потому, что он не видит второго дна жизни. А видит его Горн — отрицательный персонаж, мерзкий. Вот если бы можно было взять Горна и представить его себе творцом настоящим, а не просто такой пародией на творца, наверное, мы получили бы. Но у Набокова почти нет таких героев. Ну, есть, наверное… Боткин в «Бледном огне», пожалуй, но ведь Боткин безумен. Поэтому трудно сказать, есть ли у Набокова такой герой. У него очень много таких героев, как Куильти, как Горн, как Герман в «Отчаянии» (даже и зовут их похоже — Горн,…

Не думаю так. Мне кажется, Набоков — очень внятный писатель, а Ходоровски — довольно невнятный режиссер. Не знаю почему, но вот почему-то есть такое ощущение. Видите, гротеск, абсурдность — это хорошие все вещи, но почему-то они очень редко соседствуют с внятностью, с увлекательностью и так далее. А «Приглашение на казнь» — это как раз книга в высокой степени драматичная, трагическая. Вот Шванкмайер, может быть, мог бы, у него есть такие замечательные гротескные сочинения. Но тоже не хватает ему, мне кажется, набоковской, что ли, моральной четкости, такого набоковского пресловутого морализма.

Я не смотрел экранизацию «Отчаяния» Фасбиндера с Дирком Богардом. А вот не помню, ставил ли он…

Да нет там никакого особенного сатирического смысла. Смысл примерно тот же, что и в пьесе Шоу «Пигмалион»: человека отличает от классового его врага только костюм, и вообще это любимая тема Твена — обмен костюмами и внезапное перемещение близнецов, путаница социального статуса. «Простофиля Вильсон» — повесть, написанная о той же проблеме на современном материале. Я ее прочел довольно рано, кто-то из англичан, приезжавших в школу, подарил мне эту книжку, и я с наслаждением читал. У меня есть ощущение, что Твена действительно волновала проблема близнецов, проблема парных судеб, проблема сходств. Она и Набокова волновала, скажем, в «Отчаянии».

И у меня есть ощущение, что для мировой…