Наверное, но я так не считаю, я люблю другую фантастику. В роман Бестера «Тигр! Тигр!», наверное, можно назвать одним из лучших. Лема можно назвать. Есть два писателя, которых я чрезвычайно ценю, но не понимаю: Саймак и Дик. Саймак и Филип Дик. Я понимаю, что они гении; я понимаю, что они открыли невероятные горизонты, но их фантастика кажется мне такой произвольной. А лучшими писателями 20-го века я считаю, например, Лема, Стругацких, Брэдбери. А вот Коля Караев со мной бы не согласился: он считает, что Дик — это гений. Наверное, гений по богатству, по многообразию, но и по безумию тоже.

Понимаете, это плохой рассказ, между нами говоря. У Брэдбери рассказы не все сильны, у него романы замечательны. А рассказы? Ну, это такие немножко честертоновские, такие наивные сказки. Типичная честертоновская сказка – это рассказ «Лекарство от меланхолии». Там в 18-м веке, в английской семье девушка с фиалковыми глазами и золотыми кудрями одержима меланхолией. А болезнь ее называется просто любовью. Семья вытащила ее на улицу, стала просить совета. Советы все дают взаимоисключающие, семья решает брать деньги за право дать совет. Это придумано смешно, но это такой разбавленный Андерсен. А потом приходит трубочист, полюбляет героиню, и она чудесным образом спасается.

Это очень…

Нет. Понимаете, эта коллизия правильно вами показана, но тут как бы не так опасно запрещать разрешённое. Это опасно, но не всегда ведёт к фатальным последствиям. А вот после долгого запрета разрешать — это почти всегда путь к срыванию крыши. Изначально не надо запрещать, потому что все запреты придётся потом отменять. Запрет — это попытка затормозить движение времени, а его тормозить бессмысленно.

Поэтому, вот смотрите, в России всегда, когда отменяют цензуру — тут же после этого рушится государство, или во всяком случае оно переживает серьёзные катаклизмы. Точно так же… Поэтому не надо вводить цензуру. Вообще отмена запрета любого всегда задевает очень много соседних сфер жизни, а не…