О чём фильм «Нимфоманка»? Зачем в нем столько натурализма?

Ради бога, очень может быть, но зачем при этом ставить такие эксперименты над зрителем, над формой, над гуманизмом. Это мне непонятно. Ну переживаешь ты творческий кризис — ради бога, зачем, так сказать, на ни в чем не виноватых людях срывать зло. Мне кажется, что это, наоборот, довольно жестокий эксперимент. И удачен этот фильм или неудачен, а режиссер уже пожаловался: «Мне жаль, что только восемь человек вырвало» или «Мне жаль, что только сто человек ушло». Жалко тебе и жалко. Я не сочувствую таким вещам. И маньяку, этому герою, я совершенно не сочувствую из-за того, что он дом не может построить. Действительно, смотри какая беда, проблема какая!

Знаете, там есть не просто христологический мотив, а там есть довольно агрессивный пародийный мотив. Помните, какой там финал? Вынужден я, к сожалению, процитировать свою старую статью, которая называется «Город Псовск» про «Догвилль». В конце режиссёр авторским голосом задаёт вопрос: «Так закончилось путешествие Грейс в Догвилль. После этого или она отвернулась от Догвилля, или Догвилль отвернулся от неё. Не будем уточнять». То есть или Бог отвернулся от мира, или мир отвернулся от Бога. На мой взгляд, просто Ларс фон Триер отвернулся от обоих, вот и всё. Потому что вопрос, как он поставлен в «Догвилле»… Великолепное, фантастическое художественное мастерство в постановке…

Я сложно отношусь к Ларсу фон Триеру, я его не люблю. При этом у него есть фильмы, которые я считаю гениальными, например, у него есть «Меланхолия». А есть фильмы, которые я считаю очень слабыми, омерзительными, как, например, «Дом, который построил Джек». Он талантливый человек, но, к сожалению, он вот как Достоевский, бога совсем не видит, поэтому он его ищет все время. Ищет в таких абсурдных и довольно извращенных ситуация, да еще и не лишенных какого-то эротического подтекста. Он, мне кажется, «Рассекая волны» (Breaking the Waves) и вообще во всей трилогии «Золотое сердце», а особенно в «Танцующей в темноте», он все-таки до известной степени спекулирует, и мне не нравится очень Breaking the…

О том, что в отношении к женщине от жалости до изнасилования один шаг, и трудно представить себе мужчину, который в душе не является сексистом. Это такая довольно такая вредная, враждебная мораль. На самом деле, о том, что нравственность определяется никакими-то кодексами, а числами Фибоначчи. Что Случайные число гораздо разумнее, нежели любые правила. Мы с Александром Поповым в его лице довольно часто обсуждали эту проблему. Возможна ли цифровая этика? В последнее время этим Березовский интересовался, все-таки математик по образованию. Я думаю, что наибольший вклад, что ли, в эту тему внес Пелевин в «Числах». «Нимфоманка» — это довольно остроумное упражнение на эту тему. Тоже такая попытка…

Она не зло воплощает, она воплощает хаос. Помните, что там говорит раненая лиса? Один из самых смешных и, пожалуй, таких идиотских фрагментов фильма. «Chaos reigns». Вот хаос рулит, хаос правит. Женщина воплощает в мире фон Триера всегда абсолютно хаотическое начало. Кстати, я должен вам сказать, что я довольно высоко ценю «Антихриста». Это хороший фильм. Меня к этому фильму особенно располагает то, что он понравился матери. Вот я с ней ходил, и она сказала: «Вот на пальцах же сделано какими элементарными средствами — два актера и хижина в лесу. И как страшно!» Действительно, он очень профессиональный человек. Очень страшное кино. Тут вложи гораздо большие деньги — и не напугаешь.

А я тоже не знаю, зачем это режиссёру. Мне кажется, что без этого фильм выиграл. Я вообще считаю, что некоторый натурализм — он не нужен. И в этом смысле правильно говорил мне когда-то Лёша Панин (человек, кстати, отнюдь не глупый), что он хотел в фильме Алексея Балабанова «Жмурки», чтобы в сцене, где из него вырезают пулю… он хотел лицом это сыграть, чтобы не показывали рану. А Алексей Балабанов решил жёстче. Я вообще считаю… Ой, сейчас меня все растерзают! Я вообще считаю, что и в гениальном фильме «Хрусталёв, машину!» совершенно не нужна сцена изнасилования в машине. Она избыточна. Без неё все равно это была бы великая картина.

Это совсем не трилогия, это три очень разных картины. Трилогия, неосуществившаяся до конца,— это «Догвилль» и «Мандерлей». Я вообще считаю, что Триер — очень крупный режиссёр. У него есть провокативные картины, в которых как бы элемент провокации — очень талантливой, на грани гениальности — больше, чем элемент личного участия, чем элемент личной веры. И поэтому «Догвилль», например, вызывает у меня довольно сложные вопросы. Помните эту финальную реплику там: «И тогда Грейс отвернулась мира. Или мир отвернулся от Грейс». Да ничего подобного! И Грейс не отвернулась, и Бог не отвернулся от мира, и мир не отвернулся. Просто Ларс фон Триер временно отвернулся от них обоих. Там элемент художественной…

Слушайте, ставить в один ряд фон Триера и Кубрика — двух абсолютно разных режиссёров? Кубрик по преимуществу визионер, гений визуальности. Пересказать его книги невозможно. Триер по преимуществу прозаик, и это стало особенно заметно в «Нимфоманке». Для него художественные средства не то чтобы вторичны, но он в гораздо большей степени рассказчик историй, философ и полемист, нежели такой маг кино. Хотя он умеет, конечно, эту магию кино воспроизвести. Например, это очень заметно в «Антихристе».

Прежде всего, это Вахтангов. Понятие театра как дома, театра как дома многофункционального, где читают поэты, где собираются театралы и философы, где атмосфера главное, атмосфера студии. И сохранение этой азартной атмосферы, перманентного творчества, мозгового штурма — это есть и в «Принцессе Турандот», и в лучших спектаклях Серебренникова. Как вам сказать, такая стихия театральности. Какие-то ее элементы были и у Анатолия Васильева, более строгого мастера, как мне кажется. У Мейерхольда их не было, потому что несмотря на всю отвагу его экспериментов, в театре господствовала довольно-таки монастырская дисциплина. Не скажу «казарменная», но монастырская. А вот студийный дух…