Я с ним дружил, с Геннадием Ивановичем. Я его считал человеком выдающимся — и режиссёром, конечно, и замечательным совершенно мыслителем социальным. Я не думаю, что Полока отражал карнавализацию. Наоборот. Понимаете, Полока, как мало кто, чувствовал эстетику двадцатых. И в этом смысле его лучшие картины — это «Республика ШКИД», «Возвращение «Броненосца»». Это не карнавал, это попытка осмыслить Русскую революцию в непатетическом, непафосном, издевательском, гротескном духе, потому что живой азарт революционного делания несовместим с елеем, несовместим с мрамором. Полока пытался показать революцию, какой она была: революцию героев, революцию уродов, моральных в том числе. Это проявление человека во всех его крайностях. Это время маргиналов, в общем-то, конечно, потому что обыватель во время революции отходит на второй план. А вот маргинальные герои, которые выбирают «деревянные костюмы», если цитировать картину,— тогда, конечно, это их эпоха.
Я считаю, что и «Одиножды один», и «Око за око» — блистательные работы. Наиболее, по-моему, удачный его фильм… Ну, не в том смысле удачный, что самый качественный (самый качественный — это, наверное, всё-таки «Республика ШКИД»), а самый такой, понимаете, самый смешной, самый эстетически цельный — это «Один из нас», фильм, в котором содержится убийственно жестокая пародия на все штампы советской массовой культуры. Ну, такой дурацкий фильм, такой милый! И при этом в нём, понимаете, вот как-то при всей его пародийности поймана вот эта атмосфера страшного кануна войны, несколько истерическая беспечность. Ну, Полока — сильный мастер. Что говорить? И человек он был неотразимо обаятельный. Я с ним очень общаться любил.