Понимаете, тот Лосев, которого мы видим в гениальном фильме Косаковского, не может не вызывать интереса. Это такой древний человек из мифа, почти неподвижный, почти каменный, который в 90 лет продолжает в ермолке своей проводить занятия, иногда что-то под нос бормоча. Человек-символ, всю жизнь изучавший символы, – это, конечно, грандиозное явление. Но сказать, что я что-то понимаю в лосевских теоретических работах, я не могу. Я не того класса философ и не историк античности.
Другое дело, когда я писал третью часть «VZ» и изучал миф о Прометее в разных его переложениях, книга Лосева о Прометее и прометеевском мифе была для меня огромным подспорьем. Лосев умел писать увлекательно. Для таких дилетантов, как я, это великое подспорье. И, конечно, диалектику мифа (то, что человечество рассказывает о себе)… Ведь миф – это не просто сказка, которую человечество рассказывает о себе. В этой сказке оно отражает свои фундаментальные свои противоречия. Вот это лосевское понимание мифа мне, конечно, и близко, и интересно. Я думаю, что Лосев в каком-то смысле более интересная и более строгая научно (в каком-то смысле) фигура, чем Бахтин. К Лосеву я отношусь с глубочайшим пиететом.
Но это то, что я могу оценить. Помните, как говорил, кажется, Аристотель: «Если так прекрасно то, что я могу оценить, то как же прекрасно то, чего я не понимаю», говоря об одном из современников. Да, действительно, это так. Кроме того, годы смиренного преподавания в МГПИ, тайного выживания… Портрет Лосева не просто так там висит, то есть висел в мое время. Лосев – это пример героического, христианского смирения. И он продолжал делать свое дело в сталинской и послесталинской России, хотя до славы и до признания дожил после 90-х. Я помню, как он с умилением говорил: «У меня многие тексты лежат ненапечатанными с 1913 года», как говорил он в интервью «Студенческому меридиану».
