Видите, с тех пор как обнаружили автора Марка Леви и отпало подозрение, что это Набоков… Да у меня и с самого начала не было такого подозрения, хотя Струве очень убедительно это доказывал. Понимаете, этот роман тоже принадлежит к числу книг с отрицательным протагонистом, столь редких книг в русской литературе. Мы не любим, когда главный герой плохой. Это всё-таки не чтение, а глотание гранаты. А почему «Жизнь Клима Самгина» — великий роман и непопулярный в России? Потому что мы смотрим на мир глазами Самгина и не любим Самгина. Мы любим любить героя, понимаете.

Марк Леви – реальное лицо, его нашли, и это он написал роман. Он признался. Червинская с ним переспала. Это его роман, тем более, что рассказ «Проклятый народ» имеет все признаки авторства Агеева и уже никаких признаков авторства Сирина. Агеев – это Марк Леви, и я, при всем уважении к Струве, не видел в «Романе с кокаином» никаких признаков сиринского письма. Эпигонское письмо – видел. Я, кстати, не в восторге от этого романа, хотя он очень талантлив. Но там масса приемов, которых Набоков не применял никогда. Мне бы показалось, что первая строчка «Буркевиц отказал» – это единственное совпадение с набоковской манерой, с романом «Отчаяние», где Герман  разнообразным образом манипулирует. Вот…

Не революций! «Роман с кокаином» — это метафора бессмысленного и страшного обострения ощущений, максимилизации ощущений при отсутствии сдерживающих центров: ума, чести, совести и так далее. Роман не случайно начинается фразой «Буркевиц отказал». Это вообще книга об отказе, о том, что тормоза отказали, что отказал человек в целом. Вот в этом-то и проблема, что сила ощущений оказалась более убедительна, более притягательна, чем сила разума, чем сила совести. Это именно о торжестве «ощущалки», как это называется в переводе «О дивный новый мир»; мир «ощущалок», где важнее всего острота, а смысл совершенно не важен.