Он действительно очень здравомыслящий человек. Он, как и многие советские люди, верит в силу рассудка настолько, что даже красоту объясняет рациональностью. Помните, там Гирин произносит такой монолог: «Загнутые ресницы мы считаем красивыми, потому что загнутые лучше предохраняют от снега». Ну, это всё равно, что теория Чернышевского, «Прекрасное есть жизнь»: «Рассвет красив, а закат некрасив».— «Почему?» — «Потому что жизнь — витальная сила». Я огрубляю, конечно. Что касается Гирина: я встречал таких людей. И я думаю, что сам Ефремов в огромной степени был одним из таких людей.

Андрюша, конечно, он претенциозный. А Ефремов вообще претенциозный и напыщенный — и это нормально, ничего плохого. Ну, это такой стиль. Понимаете, это стиль человека, сформированного двадцатыми годами. К тому же он учёный. Он, как вы знаете, палеоантрополог, он изучает эволюцию, он изучает ископаемые и останки. Он верит во всевластие и всесилие науки. Он патетический человек вообще, возросший, как он сам признавался, на Хаггарде, на Буссенаре, на Жюль Верне — на людях, верящих в абсолютную мощь разума. Я уже не говорю о том, что в «Лезвии бритвы», как и в «Олгой-Хорхой», довольно много просто хороших страшных придумок. Вот эти серые кристаллы, эта диадема, которую надевают на голову, и она…

Очень много таких идей. У Лема, конечно, «Маска», то есть: может ли система перепрограммировать себя? Нет, не может, она всё равно выполнит предназначение — не так, так этак. В огромной степени, конечно, идея Шефнера из «Девушки у обрыва», идея аквалида — единого универсального материала (идея гораздо более глубокая, чем кажется). Что касается Стругацких, то в меньшей степени, наверное, потому что я никогда не считал их собственно фантастикой; это такая высшая форма реализма, причём реализма социального. Но ни одна из их идей (кроме, конечно, идеи воспитания, идеи вот этого лицейского воспитания) на меня особенно не действовала, если именно фантастически. На меня действовали скорее их…

Это не мое суждение, к сожалению, но я радостно подписываюсь. Как говорил Радек: «Этот анекдот придумал не я, но он такой хороший, что можете приписывать его мне». Оно ее не лишено. Как сказала Новелла Матвеева: «Искусство не уводит из жизни — оно приводит к ней другим путем». Вот и все. То есть прагматика прекрасного все равно есть, просто прагматика не является его целью. Я бы сказал, что прагматика является побочным эффектом прекрасного. Потому что красивое лицо — это еще и лицо здоровое; лицо, правильно организованное. Загнутые ресницы — это красиво и прагматично (старая мысль Ивана Ефремова в «Лезвии бритвы»), но прагматика не является целью прекрасного, она является побочным…

Я очень много версий слышал этой истории. Действительно, у Ивана Ефремова после его смерти произошел обыск с изъятием большинства записных книжек и черновиков. Но дело в том, что у Ефремова не осталось незаконченных работ. Он как-то очень четко спланировал свою жизнь, и умер, закончив «Таис Афинскую» и не начав никакого нового сочинения. Для меня те люди, с которыми я на эту тему говорил, связывали обыск у Ефремова с двумя возможными версиями: первая — в связи с «Часом Быка», который вызвал определенные подозрения у цензуры идеологической: не было ли у него каких-то текстов, которые были ещё более крамольными? Кстати, есть замечательная статья Виктора Матизена, где доказывается, что никакой…