Нет конечно. Сейчас объясню, в чем разница. Безделье Обломова — это почти буддистское недеяние, особенно высокий класс бездействия, это философия жизни. Как всегда, российский писатель, борясь со своим комплексом, в конце концов кончает тем, что полюбляет его, оправдывает его, начинает даже видеть в нем какую-то апологию душевной чистоты: Обломов не работает, поэтому он лучше Штольца.

«Большой Лебовски» — совсем другая история. Большой Лебовски вообще не лентяй, он такой… Ну, естественно, что он буддист до известной степени, потому что увлечение буддизмом было составной частью американских шестидесятых. И помните, ему кричит там босс этот в коляске: «Революция кончилась,…

Видите ли, ответом на этот вопрос служит «Доктор Фаустус» Манна, конечно. Интеллигента очень легко очаровать почвенностью, кровью, это всё кажется ему подлинным. То, что он давно преодолел, кажется ему святыней. То, от чего он давно оторвался, то, что давно отошло в безнадёжное прошлое… Вот эта архаика крови и почвы для интеллигента очень очаровательна, очень приманчива.

Ну и потом, конечно, я не устану повторять этот тезис: для писателя, имеющего отношение к иерархиям (эстетическим, художественным), для него иерархия, для него соблазн властью — очень важная вещь. Жолковский объясняет это иначе. Кстати, Глуховский недавно об этом лекцию читал. Он говорит, что писатель сам всегда…