Он его с эстетической точки зрения раскусил. Это самое точное, самое верное. Помните, он говорит ему: «Я бы слог немного поправил». Я, кстати, не знаю, читал ли Победоносцев главу «У Тихона». Думаю, не читал, Катков же ее не печатал, и вряд ли Достоевский ее ему посылал. Но одно для меня несомненно: здесь есть перспективная довольно рифма. Когда Победоносцев прочел присланную специально Достоевским главу с Великим инквизитором (он прислал ему это на цензуру, но Победоносцев там не мог себя не узнать, так мне кажется), тогда он ему написал в ответ: «Я бы слог немного поправил». То есть «у меня нет никаких возражений кроме по части слога». Если это не парафраз, то это очень…

Нет конечно. Я же доказываю всё-таки (в частности в этой лекции «Самоубийство, которого не было»), что это не столько самоубийство, сколько последний акт трагедии, которая была подготовлена с самого начала и не могла быть другой. Если бы он встретил свою Анну Сниткину, он бы её вовлёк в самоубийство. Обратите внимание, сколь многие люди, в контакте с Маяковским пребывавшие, потом кончали с собой, а особенно женщины: взять Гумилину, взять Марию Денисову, взять ту же саму Лилю Брик. Он не стал бы ни с кем спасаться. Он стал бы, наоборот, губить, потому что он вовлекает в свою орбиту очень внятно. Это не его недостаток. Господи, а мало ли мы знаем людей, которые своим самоубийством сподвигли очень многих…

Да, уверен, что возможно. Потому что, во-первых, воспроизводится схема. Во-вторых, у нас хватает писателей, которые преимущественно через публицистику, а не через художественные образы, не через пейзажи, не через диалог себя реализуют. Достоевский, на мой взгляд, в меньшей степени художник, чем гениальный публицист и памфлетист. Такие люди у нас есть, их довольно много. Любопытно, что эти люди — всегда враги Запада и прогресса. Видимо, это как-то связано с тем, что публицистика и памфлетизм предполагают желчность, постоянное раздражение, а это эмоции у нас наиболее присущие консерваторам и антилибералам.