Почему Уильям Блейк — понять довольно просто. Потому что Уильям Блейк — метафизик, духовидец. И вполне легко себе предположить, что он после смерти попал вот в такой странный мир Америки и по нему странствует. Но мне как-то Гор Вербински, когда я его спросил «Влиял ли на вас «Мертвец», когда вы делали с тем же самым Деппом «[Одинокого] рейнджера», влиял ли на вас Джармуш?», сказал: «Если и влиял, то глубоко подсознательно, потому что задача Джармуша — тоже воздействовать на подсознание». Его фильм — это такой шприц, направленный прямо в ваш мозг, и вы не можете этому сопротивляться. Я думаю, что Джармуш почти всегда воздействует на зрительское подсознание и не всегда понимает, что он может сказать.
«Мертвец» — это прекрасная притча-загадка, прекрасный образ Америки, прекрасная фантазия на тему путешествия в смерть с этим замечательным индейцем. Я склонен думать, что вся картина — это загробные странствия, а то, что происходит в середине, когда ему стреляют в грудь (почему он и выживает, собственно),— это уже вторая смерть, такая смерть после смерти. Может быть, это всё, как в «Случае на мосту через Совиный ручей» у Амброза Бирса,— это несколько секунд по смерти, которые переживаются как несколько часов. Может быть, так. Но в любом случае это прекрасная мистическая загадка, которая преследует не мировоззренческие, не метафизические, а сугубо культурные цели. Вот это такая симфония, такая музыка ни про что.
Мне ужасно нравится «Мертвец». И мне безумно нравятся эти долгие затемнения. И я вижу, что у этого фильма Балабанов очень многому научился. И «Река», вплоть до цитации в последнем кадре, должна была бы стать русской версией «Мертвеца», русской версией такой жизни после жизни, потому что прокажённые… Посмотрите «Реку», она есть в Сети — 40 минут, смонтированных из неснятой картины. Как раз прокажённые и должны же чувствовать себя как бы уже умершими. Вот это такой фильм о самоощущении мёртвого среди живых.
