Нет! То, что он внедрен,— это его собственная шутка, довольно остроумная, когда на юбилее собственного ведомства он сказал, что операция по внедрению во власть выполнена. Сказал откровенно и весело, и такие шутки я как раз ценю. У него есть своеобразное остроумие, основанное на знании тайных пружин, на умении сказать открытым текстом то, что прикрывается фарсом и лицемерием. Это как раз сильная его сторона.
Что же касается Штирлица. Разведчик как образ позитивного, положительного (по-школьному говоря) героя — это давно уже многократно описывалось мной, последний раз — в лекции про эволюцию христологического персонажа. Что может сделать Бендер? Что может случиться с Бендером в России советской или постсоветской? Он эволюционирует только в одном направлении — он может стать разведчиком. Потому что черты плута, черты перебежчика, черты человека, свободно моделирующего свою жизнь и блуждающего между разными ее сферами, с неизбежностью приводят его в стан разведчика. Надо сказать, что трикстер вообще всегда немного разведчик, используя термин Евтушенко «разведчики грядущего». Только он заслан из грядущего в нашу эпоху, чтобы в ней что-то разведать. Ведь Воланд тоже разведчик, не забывайте об этом. Он послан в Москву на разведку, посмотреть что и как, а заодно спасти мастера.
Если вы обратите внимание на конструкцию фаустианского романа… Я 24 ноября планирую эту лекцию, доселе обкатанную только в Германии, прочитать в Новосибирске на фестивале по «Мастеру и Маргарите». В рамках фаустианского романа такая разведческая, инспекторская функция Мефистофеля очень важна. Он посылается на землю, чтобы спасти мастера. Но обратите внимание: та же функция, задолго до публикации «Мастера и Маргариты», за 3-4 года, у Руматы Эсторского. Он посылается спасти Будаха, и, как и Воланд, был послан, чтобы извлечь мастера из этого мира («извлечение мастера» — его задача) и отправить в более комфортную среду, которая за это время — это уже вклад Германа в рассказывание легенды — несколько дискредитирована, несколько видоизменена. Да и мастер попадает не в свет, а в покой, то есть, условно говоря, не в будущее, а в такой «карман настоящего».
Мне кажется, что идея, условно говоря, Мефистофеля как эвакуатора, Мефистофеля как спасителя Фауста, вывозящего его в какое-то тихое пространство, начиная со Шписа и Гете, разрабатывается в европейском мифе. И разведчик то же самое делает с пастором Шлагом. То, что разведчик — положительный герой для большинства россиян,— понятно, с чем это связано. Прежде всего это связано с тем, что сами они в повседневной жизни выполняют функцию разведчиков: они говорят одно, думают другое, делают третье, подразумевают четвертое, а получается пятое. И разведчик в сознании россиянина, который вынужден в силу авторитаризма 70-х врать на каждом шагу,— разведчик для него — это безусловно положительный персонаж. Очень славная мысль Пелевина о том, что Штирлиц ходит в белой водолазке под черной формой, как бы белая его душа под черным плащом всегда открыта. Отсюда черно-белая эстетика фильма, принципиально для него важная. И контраст черного и белого очень важно, не было проблем снять картину цветной, но Лиознова захотела ее стилизовать под хронику, поэтому цветной Штирлиц так оскорбляет мои зрительские чувства.
Конечно, разведчик, действуя в черно-белом мире, постоянно маскируя свою истинную сущность, становится для россиянина неким моральным эталоном, и я не вижу ничего странного в том, что россияне хотели бы видеть Штирлица президентом. Штирлиц добрый, Штирлиц любит жену, которая его ждет где-то там. А самое главное — Штирлиц любит родину. А родину, как показывают тексты о разведчиках, лучше всего любить откуда-то издали. Это делает Штирлица таким эталонным патриотом.
Кроме того, почему два разведчика — Румата Эсторский и Штирлиц — условно говоря, так популярны у русского читателя, и почему Воланд подверстывается к этому? Понимаете, и Румата Эсторский — посланец из будущего, и Штирлиц воспринимается как посланец будущей победы. Не говоря уже о том, что он по определению посол более модернистской страны в более архаической, скатившейся к самым древним ритуалам, к каким-то рунам, к какому-то «Аненербе», к какому-то страшному культу предков. Конечно, Штирлиц воспринимается как посланец из будущего, и у него все приметы человека из будущего, которые характерны и для Руматы Эсторского: он гармоничен, он любит детей, он вообще гуманен. Мы относимся к разведчику не как к посланцу из сопредельного государства; он именно «гость из будущего», и собственно, неслучайно фильм «Гостья из будущего» — это завещание детям Советской империи — стал так популярен, как и «Электроник» в свое время. Это такой посланец из модерна в наш мир, это обещание, что будущее будет. Понимаете, Арканару — у меня неслучайно рецензия на «Трудно быть богом» называлась «Надежды для Арканара» — необходима надежда, ему надо верить, что у него есть выхода. Таким выходом, такой надеждой является Румата. Помните, там к нему обращается некто: «Можно держаться за ваше стремя?» Если держаться за ваше стремя, можно попасть в это ослепительное будущее, и в этом вся надежда.
И Штирлиц для пастора Шлага тоже такой посланец будущего, и задача Штирлица — спасти Плейшнера, пастора Шлага,— вывести из ада интеллектуалов. Поэтому разведчик и выглядит такой благородной миссией. Мы же воспринимаем разведчика не как сборщика информации, не как диверсанта, не как человека, который пытается опрокинуть чужое государство. Мы воспринимаем разведчика как агента будущего, и мы хотели бы в своей среде такого разведчика увидеть.
У меня, кстати, цел до сих пор и отнюдь не отброшен замысел романа о поисках этого самого будущего, о поисках человека из будущего в нашей сегодняшней реальности. Я бы с удовольствием когда-нибудь, со временем, такую книгу написал, потому что по моим представлениям, несколько наивным, в нашей реальности действуют посланцы из реальности другой. Это необязательно разведчики из грядущего, которые к нам на машине времени приехали. Это могут быть ангелы тихие какие-то: в моей жизни было несколько ангелов, которые мне в решительный момент помогали. Ну это как Иван Иванович Энгель (по-моему, он Иван Иванович, если я ничего не путаю), сосед главного героя в гениальном рассказе Набокова «Занятой человек». Мне кажется, может быть, это, собственно, и есть такой персонаж — тихий, скромный, попадающийся вам на глаза неожиданно, и неожиданно спасающий в какое-то критическое время.
