Понимаете, тема такого, ну если угодно, падения в быт — это тема довольно частая, и я бы не сказал, что трагическая. Потому что вечно оставаться романтиком, таким несколько розоватым, мне кажется, в этом есть какая-то ну не то чтобы инфантильность, но какая-то…
Быт — это, конечно, трагическая проблема, но я не вижу ничего драматического в том, что человек с годами становится менее романтичен. Надо вообще меняться, понимаете? Нужна какая-то дельта. И если бы Ассоль вечно оставалась романтической возлюбленной Грея, если бы она вечно оставалась такой девчонкой, в которой счастье лежит у Грина, «пушистым котенком» (по-моему, очень неудачная формула) — ну как-то скучно было бы. Если бы Наташа Ростова всегда оставалась 14-летней, юной, порхающей, а не превратилась бы в ту самку, которую мы видим в финале… Толстой очень точно почувствовал, что Наташа Ростова при всей своей одухотворенности и юности не удостаивает быть умной, а, следовательно, это княжна Марья может сохранять интерес к высшим, горним материям. А не сохраняет его, например, Наташа Ростова, которая интуитивно очень много чувствует, но становится постепенно… ну да, её мир сужается, становится все больше женщиной, даже в чем-то бабой. Наверное, это печально, но, наверное, такова судьба всех женщин, живущих не столько умом, сколько чувством.
И мне бы, кстати говоря, было приятно видеть меня самого, ну прямо скажем, несколько забытовленным, несколько более погруженным в быт, чем это было в 14-летнем или в 20-летнем возрасте. Это не плохо, это не трагедия. Не обязательно же читать желтую прессу. Можно, наоборот, читать серьезные книжки. И как-то взросление — это не трагедия. По-моему, трагедия — это отсутствие его. И одна из главных бед российского сознания — это его колоссальный инфантилизм.
