Войти на БыковФМ через
Закрыть
Лекция
Литература

Кормак Маккарти

Дмитрий Быков
>100

Кормак Маккарти любят за «Дорогу», за «Старикам тут не место», а не за саму по себе его прозу, которая много экранизировалась, но дух которой передать совершенно невозможно.

С Кормаком Маккарти у меня сложная ситуация. Я его не люблю, не люблю очень, не люблю совсем. Но я его уважаю, это писатель настоящий, безусловно. Я со многими людьми – с профессионалами, с писателями, с филологами американскими – обсуждал феномен его успеха. Вот этот Хоуэр, замечательный писатель, с которым я дружил в Корнелле, мне объяснил: читая Маккарти, читатель уважает себя. Много терминологии, много незнакомых слов. И, главное, очень много насилия. Возникает ощущение: «Вот что он знает!». На самом деле, это не знание жизни, это такое видение мира. Когда вы читаете «Кровавый меридиан», вам довольно быстро становится тошно от этого страшного количества даже не крови, а грязи. Грязные спутанные волосы, грязные босые ноги, чавкающая, жидкая грязь. Потом это все застывает, герой выезжает на мексиканскую границу, там выжженный солнцем до каменности труп мула. Все время, значит, моча, кровь, убивают всех, скальпы сдирают.

 И самое главное – правильно кто-то написал, – сколько читателей, сколько критиков, столько и трактовок «Кровавого меридиана». Для меня «Кровавый меридиан» – это прежде всего роман о том, что лежит в основе мира. Он как  бы говорит: вот сейчас мы живем в благополучной Америке. Более того, мы живем в богатой и процветающей Америке. Пожалуйста, помните, что в прошлом у этой страны – кровь, пот, слезы, грязь, убийства, и никогда ничего хорошего. Помните, пожалуйста, что в основе мира лежит бесконечное насилие.

Но, строго говоря, все это уже было выражено в его первом сколько-нибудь  значительном романе «Сын человеческий». Хотя «Саттри», говорят, очень хорош, но я его не читал. Это история умственно неполноценного маньяка, который совершает все время изнасилования, а потом эти трупы насилует, а потом еще с этими трупами в избе живет. То есть от романа физически воняет, постоянная вонь. И, кстати говоря, у Маккарти очень много этой вони: то Маккарти говорит, что у него рука гниет и воняет. То постоянно мочой разит от всех. И вот этот маньяк сначала убивает собственного папу, потом парочки влюбленные подкарауливает, потом этих девушек тащит к себе в хижину и там труположествует.

Предполагается, что, когда вы это читаете, вы испытываете два чувства. Первое – «о, как ужасна изнанка жизни и ее основа, которую знает Маккарти, а я себе знать не позволяю». Ребята, он не знает основы жизни. Основу жизни составляют, вообще-то говоря, любовь, сострадание, милосердие и что-то человеческое. Герои Маккарти ничего человеческого не проявляют. Они убивают с колоссальной легкостью. Пожалуй, что единственный роман Маккарти, в котором есть что-то человеческое, – это «Stella Maris», то есть «Звезда морей». Это последняя часть «Пассажира», этой дилогии, которая напечатана в двух частях, по-моему, только из финансовых соображений, ну да бог с ними.

Мне кажется, что там, по крайней мере, герои терзаются совестью. Там героиня сходит с ума потому, что ее отец участвовал в ядерном проекте, ей теперь за него ужасно стыдно. Она из-за этого начинает страдать шизофренией. Там, по крайней мере, есть живой человеческий импульс. Но большинство романов Маккарти – «Дорога», например, с этим постапокалиптическим шествием отца и сына через выжженный мир – поражают жуткой бесчеловечностью в самом прямом смысле. Там человека нет. Почему я должен сопереживать мальцу – безымянному герою «Кровавого меридиана»? Человеку без имени, без свойств, который обладает инстинктом выживания и убийства. И ничем мне не симпатичным.

Я одно не могу отрицать. Вот это он сделал, это он создал. А «Кровавый меридиан», напомню, имеет подзаголовок «Багрянец заката». Он создал свой готический, кафкианский мир. Когда вы читаете описание всех этих огромных, пустынных пространств с бродящими там мулами или неприкаянными лошадьми, с какими-то всадниками в уродливых шляпах, такими же страшными индейцами, – это готический мир, немножко похожий на такой же готический мир «Темной башни» Стивена Кинга. Мир американской готики, мир странных людей, которые бродят по бесконечным пространствам. Голые люди на голой земле.

Ведь американец – человек без европейской истории. Он родился здесь, ему приходится все писать заново. Он убивает, не особенно задумываясь, потому что надо выживать. Он умирает, не особенно задумываясь, потому что не может понять, что произошло. «Кровавый меридиан» – это история страны, которая построена на пустом месте, на огромной пустоши. Но не как Россия на зыбком болоте, а на твердой почве, твердой почве отношений финансовых и на условиях гигантской сделки. На твердой, но на страшной, выжженой почве. И вот когда вы читаете у Маккарти описания этих пространств, где пахнет вечным пожаром или вечным порохом, вечным дождем, когда вы видите эти огромные пространства мира не враждебного, а (что самое страшное) равнодушного к человеку, у вас возникает ощущение какого-то мрачного величия, какой-то мрачной готики. И старикам здесь не место, и детям здесь не место.

И Маккарти что-то знал о человеке, какое-то новое знание о человеке он внес. Но знание это неприятно. Чем объяснима моя враждебность? Я сильно закомплексовал, потому что я половину слов не понимал. Всякие принадлежности седла, подпруги, особенности вооружения, амуниции, угольного дела, добычи, и всего этого остального. Я лазил в словарь постоянно. Но я из принципа сидел и читал. А мне делать было нечего, у меня было окно между лекциями, и я сидел в магазине «Лабиринт» и читал, значит, «All the Pretty Horses» или «Кровавый меридиан». Это было неприятное занятие, но это было занятие, которое самоуважения мне прибавляло.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Кому бы вы посоветовали читать «Бесконечную шутку» Фостера Уоллеса?

Люди, которые читают Туве Янссон,— это люди с высокой степенью внутренней тревоги, такой скандинавской тоски. Им рекомендовал бы. Уоллес как описатель обсессии, конвульсии и депрессии не имеет себе равных. Читать вам или не читать Уоллеса можно понять очень просто: прочтите его эссе «Человек в депрессии». Если понравится, читайте все остальное. Можете почитать «Broom of the System», «Метла системы» (или «Чистка системы») — первый его роман, жутко смешной. Но я вообще люблю «Бесконечную шутку». Я не могу сказать, что мне там нравится все; мне больше всего нравится то, что касается канадских террористов, и я не назвал бы «Бесконечную шутку» жутко интересным романом, от которого нельзя…

Не кажется ли вам, что ваша лекция о цикличности русской литературы основана на консервативной школьной программе? Почему американцы изучают Харпер Ли, а мы — Жуковского?

Да нет конечно. Во-первых, американцы изучают, если они специализируются на литературе, и Филдинга, и Шекспира, и чуть ли не Чосера. Они очень глубоко и внимательно изучают своё прошлое, прошлое языка во всяком случае. Американская литература началась не в XVIII веке, а она продолжает английскую традицию. Поэтому говорить о том, что вот мы не изучаем современную литературу… Харпер Ли, кстати, для многих американцев сегодня такой же древнее явление, как для нас Тредиаковский, хотя умерла она в 2016 году, что для многих американцев было шоком, и для россиян тоже.

Тут дело вовсе не в том, что мы слишком глубоко изучаем литературу. Просто дело в том, что русская жизнь циклична, и не увидеть этих…

Почему вы считаете, что после 28 лет человеку требуется дополнительное топливо для жизни? Что именно для этого подойдет — спорт, творчество, музыка? Почему же тогда герой фильма «Большой Лебовски» Братьев Коэн счастлив, живя в бездействии?

Нет, совершенно не вариант. Герой фильма «Большой Лебовски» погружается в такую спячку, из которой его пробуждает только, как вы помните, довольно абсурдная и идиотская, но все-таки встряска. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример хорошего человека, погруженного в пивную спячку, но для меня Бриджес как раз играет этого бывшего человека с луны, со звезды, который … не могу поспешно во время эфира заглянуть в айфон и исправить имя актера, но человек, который играл инопланетянина-прогрессора, превращается — вполне предсказуемо — в славного парня. Ну это довольно печальное превращение. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример деградации. Что же вы хотите, чтобы человек жил такой…

Почему люди короткой эпохи: Лермонтов, Печорин, Фицджеральд — гениальны, но обречены?

Потому и обречены, что слишком тесно связаны со временем. Выразитель эпохи обречен погибнуть вместе с ней. Я все-таки не думаю, что Фицджеральд подходит к этому. Да, Печорин — герой своего времени, но Фицджеральд не совсем. Фицджеральд, конечно, порождение эпохи джаза, но лучший-то его роман написан после эпохи джаза, и он сложнее, чем «Великий Гэтсби». Я разумею, естественно, «Ночь нежна». «Tender Is the Night», конечно, не так изящна. Как сказал Олеша: «Над страницами «Зависти» веет эманацией изящества». «Великий Гэтсби» — очень изящно написанный роман, великолепная форма, невероятно компактная. Но «Ночь нежна» и гораздо сложнее, и гораздо глубже, мне кажется.

Можно ли назвать «Поднятую целину» Михаила Шолохова сатирой на коммунистический строй?

Видите, это довольно интересная версия — представить «Поднятую целину» как сатиру. Но на самом деле, такие трактовки, особенно применительные к второй книге, которая просто вся состоит из Щукарских историй, предъявлялись, такие версии высказывались. Есть версия Зеева Бар-Селлы, согласно которой «Поднятая целина» — это тоже коллективный труд советских писателей, и все эти советские писатели явно издевались над Шолоховым, поэтому там так много тайных знаков, как, скажем, некоторые имена в «Они сражались за родину», некоторые отсылки к каноническим текстам, появление там Настасьи Филипповны, и так далее,— что вся «Поднятая целина» и «Они сражались за родину» — это гигантская скрытая…