«Голем», конечно, книга для меня хотя и очень важная, но есть ощущение такой сновидческой путаницы кафкианской в ней, и мне кажется, что уж если говорить о Майринке, то, может быть, «Дом семи шпилей», как ни странно,— такая книга, что ли, более… У меня есть ощущение, что на самом деле Майринк — писатель еще не прочитанный. И он как Готорн, почему, собственно, иногда в моем сознании смешиваются какие-то их сюжеты. Скажем, Готорн — человек чрезвычайно иррационального… А, как раз, вот Готорн и есть — «Дом о семи шпилях». Готорн — этот такой же, как Майринк, случай иррациональных замыслов и слишком рационального их толкования. Когда человеку приходят какие-то замечательные идеи, и воспользоваться ими в полной мере он не способен. И у меня есть ощущение, что и Готорн, и Майринк — это такое торжество воображения при довольно слабой и, если угодно, недостаточно глубокой рефлексии.
Да, собственно, как раз у Майринка наиболее знаменитая вещь — «Ангел западного окна». Там есть та же, что и в «Доме о семи шпилях» попытка выхода в свет, попытка позитивного героя, попытка как раз женщины (что тоже важно), которая является носителем какой-то, если угодно, здравой морали. Колоссальная путаница «Голема», его сновидческая, кошмарная природа и такая же кошмарная, роковая природа «Алой буквы»,— попытка выйти из этого — и Готорна, и Майринка — одинаково трогательна и одинаково безуспешна. Я боюсь, что это писатели замечательного воображения и, как ни странно, не то чтобы слабого ума — недостаточной веры в человека. «Голем» — замечательная книга, «Ангел западного окна» — книга более слабая, как ни ужасно, хотя в ней есть искренняя попытка увидеть в этом западном окне какой-то свет.
Наверное, проблема в том, что и Голем, и Майринк жили в довольно темные времена, а уж Готорн-то и подавно. И может быть, «Голем» — книга конечного разочарования в человечестве. «Голем» — это до некоторой степени метафора души. Хотя есть очень сложные всякие темы иудейской мистики, которые эту книгу каким-то образом наполняют, но я в иудейской мистике, к сожалению, не спец. Надо прочесть очень серьезный фундаментальный комментарий. Для меня «Голем» всегда был метафорой, образом писательской души, запертой в этом доме.
«Голема» же невозможно понять, не посещая Прагу, не посещая гетто. Я многажды там бывал. И вот этот вечный дождь и мрачные, темные углы Праги, и мрачное небо над ними, и странное окно, через которое только и виден этот глиняный робот… Я думаю, сама атмосфера поздней Австро-Венгрии во многом определяет эту книгу. И попытка позитивистского выхода, попытка такого доброго отношения к человечеству и у Готорна, и у Майринка оказалась одинаково безуспешной. Почему так вышло? Об этом стоит поговорить. Другая проблема — видите, и Готорн, и Майринк были замечательными конструкторами, замечательными изобретателями таинственных историй, но довольно плоскими их интерпретаторами.