Должно ли государство заниматься молодежью по примеру пионерии в СССР?

Ну, я бы вам рекомендовал в первую очередь, конечно, прозу Гайдара и прозу Виктора Сержа, таким неожиданным образом. Да, Виктор Серж (Кибальчич), троцкист. Это псевдоним. Три его романа изданы. Лучшее, что написано о 30-х годах,— по-моему, это его проза. В Интернете эти романы есть. Но я читал их ещё в английских переводах, когда они не были по-русски доступны. Да, Виктор Серж кажется мне, наверное, в этом смысле самым интересным персонажем.

«Детство Никиты» Толстого, «Денискины рассказы» Драгунского. Сейчас я страшную вещь скажу, но жестокий отец, отец-зверь в «Детстве Тёмы». В последней главе, когда он умирает, такая невероятная сила любви и жалости к нему! Хотя он бьёт этого мальчика, мучает этого мальчика. Он вообще противный отец, он и мать угнетает. Ой, страшная вещь! Я вспоминаю некоторые сцены, когда он его порет,— ой, ужасно! Когда эта мать вбегает и думает: «Неужели этот огаженный зверёныш — мой сын?» Поразительной силы текст! Я, конечно, склонен думать, что всё-таки в этой финальной главе образ отца становится на секунду положительным.

Понимаете, какое дело? Отцу очень трудно. Вообще отец — это всегда очень…

Если у вас ребёнок, который читает в три года, он разберётся без вас. Вообще лучше всего начинать, конечно, с Туве Янссон, с ранних и совсем детских вещей Гайдара. Вот «Пеппи Длинныйчулок» — да, в пять лет вполне. В три — не знаю. Из стихов, которые в три года… Дина Бурачевская пишет прелестные детские стихи, кстати. Их можно найти, они очень хорошие, правда. И потом, почему вам мало Барто, Маршака и Чуковского для человека, которому три года? Это и так колоссально много. Можно ему почитать хорошие переводы хороших американцев — например, Эдварда Лира, Бёрнса.

В Америке нет понятия «провинция». Оно было во времена фронтиров, когда на передовом крае «молодой Запад» (как называл это Ленин) осваивается, когда эта волна цивилизации как бы катится по Америке. Действительно, тогда все было неравномерно. Но на самом деле, вот сейчас я живу в местности примерно сельской. Стоит проехать три минуты, я оказываюсь в абсолютно городском месте, почти центре города. Соответственно, ощущения провинции у меня нет потому, что я ведь всегда жил, очень много времени проводил в Чепелеве, на даче своей. Или в «Березках», любимом пансионате. И у меня ровно такой же пейзаж здесь, ровно с теми же грибами. Но проблема в том, что до Чепелева час ехать, а иногда и два, в пробках. А…

Я в российской школе преподавал многие годы. Нет, конечно, это не выявляет ни знания, ни способности. Вообще, способности и знания школьника способно выявить только сочинение. Но я понимаю, что я в этом плане в меньшинстве. Сегодня уже и ЕГЭ выглядит непозволительным просветительством. Сегодня надо, чтобы школьник труд и военную подготовку осваивал. Другое дело, что все это очень ненадолго.

Правильно же совершенно написал Иван Давыдов: они же строят Кампучию, они пытаются население сослать в сельскую местность. Грубо говоря, это похоже на проект культурной революции, только в более радикальном варианте: всех – либо к станку, либо к плавильному котлу, который тут же строят во дворе,…

Что будет? Понимаете, тут не так принципиально, однополые они или разнополые. Будет, естественно – в экстремальной ситуации, – взаимопомощь. Люди более склонны к тому, чтобы в критической ситуации помогать друг другу, а не топить друг друга. Так мне рисуется.

Вечная проблема – секс делает человека более зверем или более человеком? По мысли Розанова (у него бывали очень ценные мысли, без снисходительности об этом говорю), человек в сексе становится либо богом, либо животным. Поэтому могло это привести к чудесам взаимопонимания и взаимопомощи. Честно вам скажу: без секса настоящее взаимопонимание мне видится невозможным. Без физического контакта вы не поймете, не почувствуете…

Да мотивирую я очень просто: как я мотивирую студентов, которые не знают, кто такой Петрарка? Я говорю, мол, напишите сонет и подробно объясняю, как написать сонет.

Если школьника сегодня надо мотивировать, говорю очень просто: история — наука точная, которая не заключается в зазубривания дат, история заключается прежде всего в наличии у нее прогностической функции, предсказательной: зная прошлое, мы можем предсказывать будущее. Вот есть такие-то и такие-то, такие-то учения (подробно о них рассказать) об исторических циклах — учение Кондратьева, учение Кузнеца, учение Тойнби, Шпенглера, Гумилева. Вот циклы, и вот история. Марксистская была версия тоже — оказалась…

Нет, конечно. Если брать Генку Шестопала из «Доживем до понедельника», это, скорее, такая цепочка, история фриков. Фрики становятся все более фриковатыми, все более чудовищными. Генка Шестопал, в общем, просто нонконформист, Бессольцева — уже жертва коллективной травли, а Ученик — это уже, в общем, маньяк. Это уже случая mania religiosa. То, что фрики становятся все более невыносимы, а масса все более агрессивна и в каком-то смысле все более отвратительна,— да, этого нельзя не заметить. Но это происходит не потому, что деградирует система образования, а потому, что деградирует общество и людям нечего делать. Понимаете, поляризация в любом обществе — это признак болезни. У меня в «ЖД» была…

Насчёт «лучшие» я не знаю, но объяснить это я могу. Я не говорю, что Хармс был клиническим сумасшедшим. Я повторяю мысль Лидии Гинзбург о том, что у него были чрезвычайно развитые, чрезвычайно навязчивые обсессии. Но, конечно, Хармс потому и писал удачные детские стихи, что сознание его во многом было инфантильно. Инфантильно — не значит примитивно, но это значит, что детская жестокость, детское отсутствие предрассудков, детская остранение есть в его текстах. Ну, перечитайте его рассказ «Меня называют капуцином» и сопоставьте с детскими страшилками — и всё становится понятно. Или «Начало хорошего летнего дня». Или ту же «Старуху», которая у моих школьников вызывает всегда такой безумный…