Войти на БыковФМ через
Закрыть

Что делали земляне в других мирах в целях прогрессорства по Стругацким? Верно ли, что единственный способ описан в «Парне из преисподней» — выдернуть молодого, неокостеневшего силовика в мир землян?

Дмитрий Быков
>500

Не единственный. Я сегодня вот как раз с друзьями в сочельническом застолье (безалкогольном, разумеется) обсуждал очень важную проблему. Детей надо воспитывать как можно больше, потому что взрослых не перевоспитаешь. Надо размножаться и воспитывать своего ребенка в любви, потому что остальной мир будет его воспитывать в ненависти. Я думаю, что об этом я хотел бы посвятить некоторую часть программы, важную для меня. Потому что проблема прогрессоров, выдуманных Стругацкими, оказалась чрезвычайно актуальной для постсоветской России. И это не только, кстати, внутренняя, отраженная Германом в гениальной экранизации, не просто проблема дотягивания собственного народа до собственного народа. Это проблема дотягивания других стран и других планет.

Потому что давайте будем откровенны: прогрессорство демократов в 90-е годы в России было крайне неудачными. И тоже не обошлось без разделения людей на два противоположных народа, и тоже не обошлось (и я приложил к этому руку) без наращивания ненависти и вражды. С другой стороны, прогрессорство на территории бывшего СССР — это тоже давняя проблема. Россия, например, не без успеха занимается регрессорством. Хороший мог бы быть роман — если бы кто-то сегодня его написал — о регрессорах. На отдаленной планете начинаются какие-то ренессансные изменения… Помните, как у Германа в фильме сказано: «Никакого прогресса не было, никаких университетов не было — была только реакция на то, чего почти не было». Это блистательная фраза, с которой начинается картина. Но я бы со своей стороны написал бы такой романчик, потому что «Большинство» — это книга конспектов ненаписанных романов, и, может быть, такой конспектик я и напишу, пока книга не закончена.

Там у них есть регрессоры. Вот Румата — это хороший прогрессор, чьи средства вступили в противоречие с целью. А ведь можно, понимаете, описать регрессора, который, узнав, что на планете появились какие-то силы света и свободы, поехал туда егозить. И дают такие типично путинские советы: во-первых, все гэбэшники имеют о народе очень низкое представление, потому что они видят этот народ только во время допросов. Там ему говорят: «Или подпишешь, или яйца оторвем». Ну что, человек подписывает.

Помните, как Ченцов в романе Аксенова «Ожог» (кстати, тоже непонятно, почему он переиздается, давно пора запретить, вниманию Алексея Аксенова, сынка — отзовите права)… Что вы описываете Ченцова — ведь это клевета на наши органы. Причем на какие органы — на внутренние! Это я возвращаюсь к вопросу новой цензуры. Так вот, у Ченцова в «Ожоге» есть такие слова, он говорит мальчику Толе фон Штейнбоку, который плачет, когда они забирают его мать: «Дрисня, говно шоколадное!» Он имеет право презирать мальчика Толю фон Штейнбока, который плачет, когда у него мать арестовывают. Надо не плакать — с оружием в руках надо защищать, не знаю, чего надо делать. Мы не можем действовать так, чтобы им понравилось. Они всегда будут действовать с опережающим, с утроенным насилием. Это нормальная практика.

Возвращаясь к проблеме регрессорства. Сегодня Россия выступает регрессором, и я думаю, что для страны, породившей Антона-Румату, — это большой грех, большая катастрофа. Но действительно сегодня Россия агент регрессорства, которая во всем мире так воспринимается, и большой частью мира — с большим уважением. Вот такой роман о регрессорах мог бы многому научить. Что делает такой человек, попав на планету, охваченную народным восстанием? Что делает такой, например, регрессор, попав в Россию? Тут, кстати, можно запустить версию о том, что Сталин был инопланетным регрессором. В 20-е годы в России были же и ростки новой культуры, и вертикальной мобильности, и довольно интересного общества, хотя это и совпадало с Соловками по времени. Но по вектору не совпадало, а вот в 30-е годы стало совпадать. Действительно, методику этого регрессорства можно описать довольно подробно, и, как мы знаем, две вещи всего надо сделать: внушить народу заниженное мнение, заниженное представление о себе самом (это во-первых), и, во-вторых, насадить попсу. Окуджава же говорил, кстати, мне в интервью: «Вот эта вся унца-унца, эта вся ресторанная культура насаждается не в угоду массовым вкусам. Она насаждается в угоду власти, которой удобнее рулить таким народом; народом, воспитанным на этом». Давайте так, это хорошая практика.

Идея регрессорства в нынешней России, мало того, что в нынешней России очень популярна, — идея прогрессорства в России неочевидна. Потому что, помните, у Тарковского в «Ностальгии» Янковский рассказывает этот анекдот: «Что ты тащишь меня из болота, я здесь живу». Тарковский не зря говорил о себе: «Я рыба глубоководная». Наверное, вот эта глубоководность, эта запретность, эта униженность имеет свои преимущества. Культура ресентимента — это тоже культура. А вот как можно дотащить средневековую, феодальную страну (в России очень много пережиток феодализма) до прогресса? У Германа была идея, что Румата должен просто принести себя в жертву, наверное. Просто принести себя в жертву на глазах этих людей, потому что пока они не увидят его смерти, пока Христос не умрет на их глазах, они за Христом не пойдут. Это очень жестокая мысль, но Румата ведь выбрал христианскую парадигму, хотя она большого успеха в Арканаре не имеет. Помните финальную фразу фильма? «Тебе нравится такая музыка?» «Не знаю». «А у меня от нее живот болит». Это, кстати, очень точная реакция на фильм Германа большинства первых просмотров.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Не кажется ли вам, что прогрессорство – ошибка мира Полдня Братьев Стругацких, которая вскоре его погубит? Прав ли Тойво Глумовыс, который сказал, что вся идея прогрессорства стоит на догме об абсолютности добра и зла?

Нет, Тойво Глумов – вообще ненадежный свидетель и ненадежный рассказчик, на него полагаться нельзя. Тойво Глумов – жертва, но не прогрессорства, а прогресса. Он оказался выродком, если угодно, если продолжать идею «Обитаемого острова». В третьей части трилогии всего лишь обыгрывается идея из первой. Выродки – тоже продукт естественной эволюции. Выродки – это, условно говоря, людены Саракша. А поскольку Тойво Глумов сам выродок, заложник этой трагической ситуации, что приводит его к взаимному непониманию с женой, со старшим другом Каммерером. Естественно, что Тойво Глумов ненавидит прогрессорство и ненавидит прогресс. Поэтому он с таким пылом набрасывается на поиски других люденов, он…

Не могли бы вы рассказать о Владимире Краковском? Правда ли, что автор преследовался КГБ и потом толком ничего не писал?

Краковский, во-первых, написал после этого довольно много. Прожил, если мне память не изменяет, до 2017 года. Он довольно известный писатель. Начинал он с таких классических молодежных повестей, как бы «младший шестидесятник». Их пристанищем стала «Юность», которая посильно продолжала аксеновские традиции, но уже без Аксенова. У Краковского была экранизированная, молодежная, очень стебная повесть «Какая у вас улыбка». Было несколько повестей для научной молодежи. Потом он написал «День творения» – роман, который не столько за крамолу, сколько за формальную изощренность получил звездюлей в советской прессе. Но очень быстро настала Перестройка. Краковский во Владимире жил,…

Чем схожи роман «Зияющие высоты» Александра Зиновьева и повесть «Улитка на склоне» Братьев Стругацких?

Абсурдизмом, потому что до абсурда дошло очень многое в советской системе управления. «Улитка…» пародирует абсурд руководства в институтских главах, Зиновьев пародирует абсурд двойной морали, интеллигентского конформизма. Это такой, я бы сказал, скучный, несколько выморочный, мрачный абсурд, который присутствует, скажем, и у Лема в «Рукописи, найденной в ванне», да и во многих текстах позднего социализма он сказался. Книга Зиновьева мне представляется все-таки скучной, масштабной, объемной. Те выдержки, которые все время печатал «Октябрь», были оптимальны. Все-таки два тома «Зияющих высот» — это многовато. И вообще, институтские главы «Улитки…» принадлежат к самым…

Вы говорили о том, что по теории Братьев Стругацких детей надо воспитывать вне дома. Почему же тогда их герои — Горбовский, Тойво Глумов, постоянно звонят матерям?

Ведь воспитание в интернате не означает отказа от семьи, а просто означает, что в какой-то момент для навыков социализации, для некоторой невротизации ребёнок должен оказаться в этой творческой среде, в этой плазме, которая его инициирует, которая как-то… ну, оказаться там, где он ионизируется, грубо говоря. Для меня очень важно, что в какой-то момент ребёнок у Стругацких попадает в эту идеальную среду интерната, где всем интереснее работать, чем жить, где он решает научные проблемы, где он оказывается в коллективе, где ему напряжённо, предлагают разные варианты чуда (а чудо воспитывает прекрасно).

Конечно, он любит мать, естественно. Просто Тойво Глумов любит Майю Глумову не как…

На каких литературных основах сделан роман «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» Братьев Стругацких?

Это абсолютно оригинальное произведение. Борис Натанович вместе с Аркадием задумывал повесть «Счастливый мальчик». Повесть — это, в принципе, первая часть «Двадцать седьмой теоремы этики» (она же — «Поиск предназначения»). Эта вещь, не имеющая аналогов именно потому, что в ней осмыслены 90-е, а этого не делал тогда никто. И он заглянул в будущее, в то, что будет после 90-х, в диктатуру, которая возникнет после 90-х, просто у него этим диктатором стал Стас Красногоров, а на самом деле им был Виконт, представитель спецслужб, чего Стак не понимал, чего Красногоров не понимал. Там сцена с этой колбасой из человечины, с этими людьми-клонами, ходящими по кругу,— это загляд в будущее такой отважности! Я…

Какие пять произведений русской советской литературы прочитать для ЕГЭ, чтобы закрыть проблематику тем в сочинении?

Видите, называть её русской советской уже условно можно применительно к концу XX века. Но если говорить о ещё советских временах, то это Трифонов. Если уж совсем небольшие по объему, то «Игры в сумерках» и «Недолгое пребывание в камере пыток». Аксенов — «Победа». И, вероятно, любая повесть Стругацких. Что касается произведений 90-х годов, то, конечно, «Новые робинзоны» и «Гигиена» Петрушевской, которые позволяют закрыть сразу же и тему антиутопии и сельскую тему. Солженицын — «Адлиг Швенкиттен» или любые крохотки. Двучастные рассказы, например, «Абрикосовое варенье». Солженицына надо обязательно. Пелевин — «Синий фонарь» или «Ухряб». Сорокин — я думаю, любой рассказ из «Первого…

Почему, несмотря на то, что книги Братьев Стругацких довольно кинематографичны, ещё никто не сделал экранизацию с сохранением духа?

Ответить очень просто: потому что литература Стругацких увлекательна только на поверхностном слое, внутри там находится глубочайшая тревога, такое кьеркегоровское беспокойство или то, что Хайдеггер называл «заботой». Вот это ощущение озабоченности постоянной, неотступная тревога, которая их пронизывает, вызывают желание экранизировать подтекст. То, что Тарковский сделал с «Пикником…» и Герман с «Трудно быть богом» (а я продолжаю обе эти картины ценить чрезвычайно высоко) — это экранизация подтекста, а буквальный подход к сочинениям Стругацких — очень трудно себе это представить. Я не могу себе представить режиссера, который мог бы построить такой мир. Разве что снять «Обитаемый…