Мне как раз ближе всего странствия, образы хатифнаттов с их беспрерывным передвижением, безликими и молчаливы. Или Снусмумрик, который всегда уходит на зиму, но всегда возвращается весной, как бы приносит с собой весну. Мне вообще очень нравится линия бродяг. Потому что сама природа Скандинавии наводит на мысль о странствии. Отсюда «Расмус-бродяга» – гениальное, по-моему, произведение. 

Мне близок не этот бродяжий пафос, не дух бродяжий, а мне близок дух огромных, пустынных, печальных пространств, которые Туве так гениально рисовала. Вот эти одинокие горы, в которых стоит лаборатория, одинокие горы с островами, одинокий лес на необитаемом острове. Это такие пустыни. И,…

Туве Янссон продолжает скандинавскую литературу. Мне представляется, что темы ее произведений тесно увязаны с депрессией (это видно у Бергмана, в частности, да и у Дрейера, да и у Триера),— это тема уюта. Потому что с одной стороны мир депрессивен и жесток, а с другой стороны, ничто так не ценится, как уютная веранда с кругом света, который отбрасывает лампа. Этот культ уюта очень присущ скандинавской сказке, потому что настоящий уют там, где вьюга хлещет за окнами, где андерсеновская Снежная королева дышит на стекла. И вот на этом пересечении депрессии и уюта стоит мир Туве Янссон. С одной стороны, это мир бесконечных серых печальных просторов, фьордов, изрезанных берегов, бурного моря, это мир…