Мне лично объяснял Борис Натанович, что «Стажеры» — вещь переломная. Впервые оказывается, что в мире Полдня не все хорошо. И это «не все хорошо» происходит не просто от технологических катастроф, как, скажем, в «Далекой Радуге» или в «Стажерах», а иногда, как, скажем, в «Полдне, XXI век», это происходит от любви несчастной. То есть мир Стругацких, начиная с третьей, с четвертой вещи (да, по большому счету, еще с рассказа «Забытый эксперимент» из «Шести спичек») становится неуютным, это довольно важная черта.

Понятно, что «Довод» («Tenet») отсылает, формально говоря, к людям, живущим задом наперед, то есть к последней части «Понедельника…». Но мне представляется, что Нолан, конечно, не читал Стругацких, не мог читать, был от этого крайне далек. Просто дело в том, что Стругацкие обладали уникальным чутьем даже не на главные проблемы эпохи, а на свежие фантастические идеи, то есть что может случиться. Роман или цикл романов: проблема воспитания, проблема существования во времени и обратного существования, проблемы эсхатологические. «На последнем берегу» они вцепились в нее, и из этого фильма сделали «Далекую Радугу». Так что здесь все не так просто. Это не влияние, это просто Нолану тоже присуще…

Ну, будущее произведение — это результат прошедшего времени, результат многочисленных прочтений. Текст, создаваемый сейчас, он не имеет ещё ауры читательского восприятия, но зато в нем сохранился такой жар рук творца, то, что у того же Пастернака: «Ты держишь меня, как изделье, и прячешь, как в перстень, в футляр».

Что Мережковский понимал под культурой? Это объяснить не сложно. Мережковский понимал под ней сотворчество, соучастие в работе творца. Ну как бы три этапа развития человечества: первый, когда человечеству, совсем ещё ходящему на помочах, дается закон; второй, когда ему провозглашается милосердие, которое выше закона, и ирония, которая есть в Евангелие; а…

Видите ли, попытка увидеть в киборгах новый человеческий тип предпринята у Стругацких в «Далекой Радуге», где Камилл (если вы помните, это такой человек-машина) испытывает главные проблемы с бессмертием. Он там на протяжении повести шесть раз умирает, если я правильно помню.

Но мне-то кажется, понимаете, что сращение человека с машиной сработает в одном направлении — оно сделает быстрее человека, оно, наверное, позволит ему освоить телепатию, если чип какой-то позволит ему с помощью Интернета связываться мгновенно с любыми библиотеками, хранилищами знаний, с любыми соседями и так далее. Но принципиально это ничего в человеке не изменит. Ребята, ну, это хорошо было бы, если бы…

Требовать имеет право кто угодно и что угодно. Другой вопрос, что придавать такое значение сериалу, на мой взгляд, неправильно, и если бы Толстому поступила петиция переписать финал «Войны и мира», чтобы Петя Ростов был жив, а князь Андрей женился на Наташе, то он, я думаю, ответил бы вполне определенным образом. Другое дело, что Стругацкие очень умилялись письму от тогда школьника Славы Рыбакова, который предложил свой финал к «Далекой радуге», где все спаслись. Имеет право фанатское сообщество хотеть чего угодно. Другое дело, что у авторов своя логика.

Он один из, кажется, 9-ти исследователей, которые провели над собой страшный эксперимент сращения человека с машиной. Появление бессмертного человека, у которого логика вместо эмоций, у которого потребности вместо желаний — это довольно страшная история.

Камилл бессмертен. Когда он там говорит: «Я скоро в третий раз очнулась на покрытой пеплом планете», он свидетельствует о своем безусловном и безмерном отчаянии. Хотя есть такая точка зрения, что раз уцелел Горбовский, то волна этого типа не убийственна, и можно выжить после нее. И вот интересно, как Роберт и Таня будут потом общаться с этими детьми, которые выживут.