У моей матери был образцовый художественный вкус. «Тридцатая любовь Марины» — лучшее произведение Сорокина, на мой взгляд. Ну, «Сердца четырех» тоже, но оно испорчено эпатажными деталями, которые затеняют изящество замысла.

«Тридцатая любовь Марины», во-первых, очень женский роман. Роман о ничтожестве мужчин. Мать вполне разделял эту точку зрения, которую я, собственно, от нее и воспринял — что 70-е годы были женским временем. Фильмы «Странная женщина», «Сладкая женщина», «Время желаний», «Частная жизнь», «Старые стены», «Блондинка за углом», «Средство Макропулоса» — фильмы о сильных женщинах, о торжестве женского начала. Вот об этом да, действительно. И «Тридцатая любовь…

Однозначно «Рецепт её молодости». Там было очень много страшных кусков, где её глаза крупным планом, и вдруг в этих глазах — вся мудрость жизни. Понимаете, «Средство Макропулоса», экранизацией пьесы Чапека, собственно, и являлся этот фильм,— выдающаяся пьеса, трагикомедия, местами даже фарс, но она очень страшная. Действительно страшная пьеса. Из нее выросли у Стругацких «Пять ложечек эликсира». Для меня «Средство Макропулоса» — одна из выдающихся пьес, я Чапека-драматурга ценю даже выше, может быть, чем прозаика. Хотя и прозаик, конечно, он был бессмертный. Ну вот думаю, что Гурченко там сыграла свою главную тему — тему отсутствующего, а на самом деле, тайно присутствующего возраста.

Наверное, потому, что идея бессмертия сама по себе неутешительна. Идея бессмертия недостаточна. Надо сначала поставить сверхзадачу, а потом думать о сверхчеловеке. Потому что бессмертие приводит к струльдбругу, как он рисовался Свифту. Это сейчас мне хочется думать, что если я проживу 120 лет, мне всё время будет хватать идей, каких-то замечательных замыслов. А может, мне надоест до смерти?

Кстати говоря, великий мультипликатор Шварцман, сказал когда-то: «Еврейское пожелание «До 120 лет!» больше похоже на проклятие». Я поздравлял его со 100-летием, и он сказал: «Да, многие хотели бы быть на моем месте. Уверяю вас, ничего хорошего». Это как сказано у Леси…