Знаете, странным образом — с литературой второго ряда: с «Рыжиком» Свирского, с «Артёмкой» Василенко. Можно, наверное, с горьковской автобиографической трилогией, но с большой натяжкой. Роман-воспитание, где присутствовали бы сентиментальность и юмор в диккенсовской пропорции, очень трудно в русской литературе найти. Например, «Гуттаперчевый мальчик» Григоровича — там юмора нет вообще. Да и вообще там такого социального охвата нет. Это можно сопоставить с одним стихотворением — с некрасовским «Плачем детей»:

Из-за них вы слышите ли, братья,
Тихий плач и жалобы детей?
Колесо проклятое вертится,
И жужжит, и ветром обдаёт…
Если б нас теперь пустили в поле,
Мы…

Понимаете, никогда не бывает дословного заимствования, если речь идет не о пародии, да и в пародии тоже, в общем, не всегда. Другое дело, что она берет у Диккенса атмосферу: Диккенс все-таки — изобретатель рождественской сказки с этим сложным эмоциональным синтезом. Я думаю, что такие персонажи, как Хэм Пегети из Диккенса перекочевали почти без потерь в облик Рона Уизли. Конечно, черты Оливера Твиста есть в «Гарри Поттере» — это совершенно, по-моему, очевидно. Но именно черты, социальные роли, такая, условно говоря, компенсированная сиротка, компенсирующая сиротство и по мере сил пытающаяся как-то отомстить гонителям. До Диккенса это тоже существовало, но именно у Диккенса появилась эта…