Я очень люблю литературоведческие работы Чудакова и о Пушкине, и главным образом о Чехове его книгу, но я никогда не понимал, чем вызван такой интерес к книге «Ложится мгла на старые ступени». Может быть, только тем, что эта книга даёт читателю какую-то лестную самоидентификацию, радость от прикосновения к тому, что принято считать безусловно духовными скрепами. Мне Чудаков-филолог всегда был интереснее Чудакова-прозаика, тем более что он только одну книгу и написал. В общем, она не произвела на меня большого впечатления, хотя я очень преклонялся перед ним самим.

Об этом авторе, как и писателе, много-то не скажешь, потому что он написал один роман. Александр Чудаков гораздо более известен как исследователь творчества Чехова, автор по крайней мере одной книги, где о Чехове, о мастерстве его речь идёт, и это достаточно фундаментальная работа. Там говорится о роли детали у Чехова, о том, что чеховская деталь не функциональна, как бы там детали танцуют свой отдельный балет, и поэтому все попытки привязать чеховские рассказы к одному конкретному смыслу безуспешны; там сложная игра разных лейтмотивов, нет фабулы в обычном смысле, а есть несовпадающие, непараллельные, неочевидным образом между собой связанные мотивные комплексы. Это довольно интересно. И…

Опять тот случай, когда уважаю, но не люблю, потому что люблю я совсем другие тексты Чудакова. Люблю я его работы о «Евгении Онегине» и особенно, конечно, его книгу о мастерстве Чехова, как мне кажется, с одной (с остальными я не согласен), но очень богатой мыслью о том, что ощущение объёма, ощущение жизни у Чехова создаётся оттого, что у него деталь нефункциональна; деталь нужна не для того, чтобы пояснить авторский замысел, а как у него там сказано, «детали танцуют свой отдельный балет на фоне фабулы». Вот все говорят «чеховская деталь, чеховская деталь», а он как раз доказывает, что не в ней чеховская сила, а в том, что отдельно прописан фон жизни, а отдельно — фабула. Это достаточно сложная и…

Похоже, его автобиографическая проза продолжает и сейчас такую традицию, как «Памяти памяти» или «Лестница Якова». «Памяти памяти» – э то роман Марии Степановой, «Лестница Иакова» – текст Улицкой, кстати, очень хорошее автобиографическое сочинение, как она там танцевала за деньги и голодала, думаю, там много преувеличений, она рассказывает о себе страшные сказки. Что я думаю о романе Чудакова? Я много раз пытался его прочесть, и никогда меня не мог заинтересовать чужой опыт, хотя обаятельный автор, обаятельная жизнь, герои прекрасные – ничего не могу с собой сделать. Вот я могу читать про дядю Диккенса у Битова в «Пушкинском доме», а про деда «Ложится мгла» не могу читать, потому что это никак не…

Похоже, его автобиографическая проза продолжает и сейчас такую традицию, как «Памяти памяти» или «Лестница Якова». «Памяти памяти» – э то роман Марии Степановой, «Лестница Иакова» – текст Улицкой, кстати, очень хорошее автобиографическое сочинение, как она там танцевала за деньги и голодала, думаю, там много преувеличений, она рассказывает о себе страшные сказки. Что я думаю о романе Чудакова? Я много раз пытался его прочесть, и никогда меня не мог заинтересовать чужой опыт, хотя обаятельный автор, обаятельная жизнь, герои прекрасные – ничего не могу с собой сделать. Вот я могу читать про дядю Диккенса у Битова в «Пушкинском доме», а про деда «Ложится мгла» не могу читать, потому что это никак не…

Сравнивать можно все со всем, но никогда Олег Стрижак ни по уровню своего таланта, ни по новизне своей не может с Битовым сопоставляться. У меня к «Пушкинскому дому» сложное отношение, я не считаю этот роман лучшим творением Битова, хотя это очень важная книга. Но Битов постулировал, если угодно, новый тип русского романа, новый тип русского героя. Там дядя Диккенс – новый герой.

Если уж с кем и с чем сравнивать Битова, то, наверное, с «Ложится мгла на старые ступени» Чудакова, хотя, конечно, Чудаков не выдерживает этого сравнения. Хотя фигуры деда и дяди Диккенса по многим параметрам сходны. Для меня Битов – это человек колоссального остроумия, выдающегося ума, огромной культурной памяти,…