Войти на БыковФМ через
Закрыть

Как соотносятся христианская сверх-моральность и модернистская не-моральность? Возможно ли, что это противоположности?

Дмитрий Быков
>100

Да нет, это одно и то же. Только, понимаете, христианская мораль — вот это, кстати, в книге Латыниной показано очень точно — с точки зрения современников она совершенно аморальна, она оскорбительна. И очень многое в христианской морали кажется пародийным, эпатирующим, жестоким. Очень многое в Евангелии от Матфея, например, жестоких слов: «Имеющему дастся, а у малоимущего последнее отнимется»,— то, что цитирует Наташа Ростова. Или: «Нищих всегда при себе имеете, а меня не всегда». Или: «Господи, как нам привести тебе осла?»«Скажите, что этот осел надобен Господу». Это такая мораль новая, и она, довольно, странно соотносится с каноном.

Вот мой любимый христианский апокриф — Господь увидел пашущего в день субботний, Христос, и говорит пахарю: «Горе тебе, если ты нарушаешь по незнанию, но благо, если ты ведаешь, что творишь». Гениальная формула! Ведь… по-моему, этот апокриф абсолютно аутентичен. Если ты нарушаешь по небрежению, если тебе просто все равно, когда пахать, то горе тебе. Но если ты сознательно нарушаешь запрет — это уже христианство. Это в общем очень глубокая и свежая мысль. И неважно, мне там Латынина доказывает, что то, что мы называем христианством,— это результат последних десяти веков и последующих вмешательств, и позднейшей редактуры, и всего. А мне неважно. Мне важно, что это учение так сформировалось, и то, как оно сформировалось, как оно выглядит сейчас, оно моей душе необходимо. Вот. А насколько оно исторически достоверно — это пусть разбираются другие. Конечно, модернисты, они ненавидят, и презирают, и разрушают только навязанную мораль, уже бывшую мораль. А мораль, так сказать, новую они соблюдают весьма.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Как сделать программу для краткого школьного курса по литературе? Как объяснить школьникам, почему они начинают с тех или иных произведений?

Видите, ваша проблема — это общая проблема современного гуманитарного знания, прежде всего — в России. Потому что социологическая схема, марксистская схема на 90 процентов исчезла, скомпрометирована, а другая не предложена. И все попытки заменить марксизм структурализмом, по большому счету, ни к чему не привели. Я думаю, что программу следовало бы расширить и перекроить определенным образом, включить туда таких авторов, как, скажем, Успенских оба, и Глеб, и Николай. Гораздо шире представить Щедрина. Гораздо скупее представить, например, Толстого, потому что Толстой не понятен ещё, как мне кажется. И «Война и мир» не понятна, слишком масштабное высказывание для 10-го класса. А вот…

Не кажется ли вам, что иудаизм Льву Толстому был ближе, нежели христианство?

На самом деле диагноз Толстому, что Толстой по природе своей более ветхозаветен, чем новозаветен, он от многих исходил. Он исходил от Шестова, от его книги «О добре в мировоззрении Толстого и Ницше» (и Достоевского, уж за компанию). Он вообще, так сказать… Ну, то, что якобы Толстой не чувствовал благодати, не чувствовал христианства, не чувствовал духа причастия — это очень многие выводят, понимаете, из некоторых сцен «Воскресения», не без основания.

Мне это кажется неубедительным. Мне кажется, Толстой как раз из тех русских литераторов, который Бога видел, чувствовал, пребывал в диалоге. Для него диалог с отцом — нормальное состояние в дневниках. Наверное, потому, что сам был немного…

Почему, становясь взрослыми, мы погружаемся в бытовуху? Чем вы объясняете этот откат, хотя, казалось бы, человек с возрастом должен эволюционировать? Есть ли в литературе такие герои?

Понимаете, тема такого, ну если угодно, падения в быт — это тема довольно частая, и я бы не сказал, что трагическая. Потому что вечно оставаться романтиком, таким несколько розоватым, мне кажется, в этом есть какая-то ну не то чтобы инфантильность, но какая-то…

Быт — это, конечно, трагическая проблема, но я не вижу ничего драматического в том, что человек с годами становится менее романтичен. Надо вообще меняться, понимаете? Нужна какая-то дельта. И если бы Ассоль вечно оставалась романтической возлюбленной Грея, если бы она вечно оставалась такой девчонкой, в которой счастье лежит у Грина, «пушистым котенком» (по-моему, очень неудачная формула) — ну как-то скучно было бы. Если бы Наташа…

Почему Лев Толстой в романе «Война и мир» так плохо относится к Соне, а Наташе выдает все козыри?

Ну потому что у Толстого такая ветхозаветная логика: тебя я люблю — тебе все, а тебя я не люблю — тебе ничего. Хотя это и новозаветная логика тоже, Соня же цитирует от Матфея, когда говорит, что Соня — пустоцвет: «У кого мало — у того отнимется, у кого много — тому дастся». Это вообще логика жизни довольно жестокая: надо быть большим, надо быть «Толстым», надо много переживать, хотеть, много из себя представлять, и тогда у тебя все будет нужно. Соня правильная, Соня — это такая Гермиона. Я знавал людей, которые говорили, что семейство Ростовых замучило добрую и несчастную Соню. Да подождите, может, у Сони все прекрасно сложится. Зачем ей Николай Ростов? Николай Ростов — это, знаете, такой…

Согласны ли вы, что в романе «Война и мир» Толстого эпизод о смерти Андрея Болконского очень сильный? Что значили для автора эти мысли умирающего?

С моей точки зрения, «Война и мир», роман который построен, как фуга (это общее место), построена на тему, которая заявлена довольно давно у Толстого в рассказе «Три смерти». «Война и мир» — это роман о том, кто и как умирает. И действительно первоначальный замысел военного романа («Все хорошо, что хорошо кончается»), романа, в котором и Петя, и князь Андрей благополучно возвращаются с войны,— этот замысел был оставлен. Для Толстого ключевой момент в жизни человека — это смерть. Помните, в «Записках сумасшедшего» у него: «Она есть, а её не должно быть».

Так вот, «Война и мир» — это роман о том, как сделать, чтобы её не было, роман о том, как расправиться со своей личностью, со своим Я.…

Согласны ли вы с мнением Людмилы Вербицкой, что «Войну и мир» Льва Толстого необходимо убрать из школьной программы?

Понимаете, почему я не хочу по большому счёту это комментировать? Потому что, начиная это обсуждать, мы как бы тоже придаём легитимный статус этому высказыванию. Госпожа Вербицкая — в прошлом доверенное лицо Владимира Путина, что характеризует её, на мой взгляд, очень положительно,— она долгое время возглавляла Санкт-Петербургский университет. Вот если бы она в то время сказала что-нибудь подобное, об этом бы стоило говорить. Но сейчас она человек очень далёкий от преподавания, от педагогики, от новейших тенденций в этом вопросе. Я не понимаю, почему мы должны обсуждать мнение непрофессионала, который вообще утратил уже давно контакт с реальностью современной педагогики.

Ну не…

Почему когда я проводил опрос среди знакомых женщин, спрашивая, кого в литературных произведений они могли бы назвать хорошим отцом и мужем – все называли Вронского?

Думаю, они подсознательно чувствуют, что Андрей Болконский – это классический пример слабого мужчины в конфликте с сильной женщиной, будущий Каренин. Они, скорее, очень похожи внешне: маленькие руки и ноги, пискливый голос, беспомощность при столкновении с такой роковой и красивой женщиной – черноволосой и черноглазой.

Думаю, что такой муж – муж-государственник, муж-слуга – представляется идеальным. Ясно же, что в браке Андрея и Наташи главной была бы Наташа. А Андрей обеспечивал бы ей деньги и терпел бы ее капризы. Так что это бог их спас, кажется, от брака. Наташа и Пьера – вот идеальный союз, но Пьера никто не назовет идеалом мужчины, потому что Пьера больше, чем мужчины. Наверное,…

Согласны ли вы, что пьеса Островского «Бесприданница» плоха в плане воздействия на читателя — ведь в ней нет положительных героев?

А у меня там есть в «Беспредельщице» такая ария человека из зала, специально написанная.

Там просто ария, что народа нет в пьесе. Вот если бы в пьесе был народ, он бы сейчас спас. Но народ бы и Гамлета спас. Там говорится, что он короля бы снес. Народ бы и Фауста отговорил от дружбы с Мефистофелем. Надо в пьесу вводить народ, чтобы он не безмолвствовал, а делал.

Кстати, вот у меня тут появился новый педагогический прием. Значит, идея такая. Какого героя ввели бы в пьесу, или вообще в роман, в классическое произведение, которого там не хватает? Вот о человеке можно всё сказать по тому герою, которого он бы ввел.

Это помните, как Олеша мечтал ввести в шахматы фигуру дракона. Дракон один…

Почему Печорин и Онегин — лишние люди?

Печорин не лишний. Это так сложилось, что он не может себя применить в этой эпохе. Дуэль лишнего человека со сверхчеловеком — это вечный сюжетный узел русской литературы. Онегин действительно лишний, но он лишний не в том значении, как говорил замечательный автор и критик Владимир Гусев (иногда совершенно неудобочитаемый, но очень неглупый). У него есть такая мысль, что лишним человеком мы называем человека, который соотносит себя с вневременными критериями — определяет свои критерии, исходя не из эпохи. Но это не про Онегина. Онегин как раз классическое дитя эпохи — модник, «уж не пародия ли он?». А лишний человек — это Долохов, потому, что он не любит никого или любит только родню ближайшую, и то,…